Игорь Блинов - Ворона летает по геодезической

По всему выходило, что кран, съезжая в котлован, зацепил труп стрелой или крюком и увлек его на дно.

Их раздумья прервал рокот мотора. Через минуту лихо подрулил фургон, из которого вышел Титов с группой захвата.

— А вы как тут оказались? — развел руками Ермолаев. — Только не надо говорить — «стреляли»…

— Так ведь действительно стреляли, браток, — возразил Титов. — Или это шкаф упал?

— Шкаф на месте, а Баскаков опять смылся.

— Отряд, по коням! — рыкнул Титов.

— Ну, поехали! — Ермолаев взялся за стакан.

— За что вздрогнем? — Шапиро поднял свой.

— За то, чтоб бардака в стране не было. Или ты опять на этот счет имеешь оригинальное мнение?

— Имею, — ответил Шапиро и выпил.

— И почему, по твоему, у нас такой бардак? Кто виноват?

— Как кто? Шестидесятники.

— Что? — от удивления Ермолаев чуть не поперхнулся.

— Они самые. Вот я после школы в институт не поступил, на завод пошел. Ох, и изумительных персонажей я там наблюдал! Знаешь, что такое мастер-наставник? Такой артист, все перлы изрекает. Типа «машина любит ласку, чистоту и смазку», «без труда не выловишь рыбку из пруда», а молодежь должна работать «с душой», или еще лучше «с огоньком». А у самого на уме только бабла побольше срубить и пивом после работы накачаться…

— Ну и причем тут шестидесятники? — перебил его Ермолаев.

— Да самые лицемеры они и есть. Они, что ли, Берлин брали, Днепрогэс строили, Донбасс восстанавливали? Тех всех война выбила, а эти — на тепленькое местечко. Они пошлые туристские песни тренькали из трех аккордов, а теперь уважения требуют за свои «трудовые подвиги». Пенсия маленькая, пенсию им большую подавай!.. А за что? Завалили страну драповыми пальто тюремного покроя, а сами за американскую шмотку готовы были Родину продать. В творческих союзах, в институтах окопались, все по знакомству, везде блат… Сейчас говорят: Коммунизм осудить. Идеологию осуждать? Да она же христианская, по сути. А вот кто ее опошлил, вот вопрос. Кто сделал, что людей мутило от всего этого? Пенсию им!.. Они работали! Да они всю свою жизнь страну гробили. Не санаторий им, а лепрозорий!..

— Ну, не знаю… — сказал Ермолаев после некоторой паузы. — В одном могу согласиться: лицемерие — страшная вещь. Это, можно сказать, погубило не одну цивилизацию. Ведь как бывает: по утрам — примерный семьянин, а по вечерам маньяк. Почему, откуда это берется?

— Закон природы такой. Так будет всегда.

Когда они выходили из кафе, Ермолаеву почему-то вспомнилась цитата из Пушкина: «Я не ворон, а вороненок. А ворон еще летает…»

— А жаль, что Курбатов утонул, — сказал Шапиро. — Вот бы отрезать ему голову и заспиртовать.

Тьфу, подумал Ермолаев, экая скверность. Но вслух ответил:

— Да, и продать американцам.

Шапиро раскрыл манускрипт и гробовым голосом начал читать. Несмотря на закрытые ставни, подул легкий ветерок. На втором стихе в воздухе прошелестело. Сквозняк? Вот и волосы предательски встали дыбом, как синтетический парик. «Самалакфа ратта ауриххон…» Шапиро скосил глаза налево, и некто будто шлепнул его мокрой ладошкой по щеке. Показалось? Но хоть сердце и охолонуло, экспериментатор продолжал в полубреду: «Фетта мешера кабба…» Под потолком завыло и застучало, как хвостом большой собаки. Шапиро вцепился в книгу и дочитал последние слова. На мгновение стихло, но тут же послышался нарастающий гул. Он приближался, переходя в ощущаемый нутром резонанс. Запахло горелым. Преодолевая подступающую тошноту и боль в глазах, Шапиро шагнул навстречу расплывчатой тени и упал, удивившись, что не чувствует рук и ног…

Их «Ниву» преследовали. Баскаков сильно нервничал. На развилки удалось свернуть на проселочную дорогу. Дальше начинался сплошной лес.

— Оторвались, кажется! — повеселел Ахмед.

— Давай, давай, гони, — Баскаков посмотрел назад. — Вроде никого.

Когда поравнялись с домиком на отшибе, где у калитки хозяин протирал лобовое стекло потрепанной легковушки, полковник приказал остановиться. Он выскочил и махнул Ахмеду рукой:

— Поезжай!

«Нива» скрылась, а Баскаков подбежал к хозяину машины, раскрыв удостоверение:

— Милиция. Я реквизирую ваше транспортное средство для оперативного мероприятия.

Тот внимательно изучил документ, оглядел Баскакова с головы до ног и ушел в дом.

«Водитель, не валяйте дурака, остановитесь!..» — хрипел громкоговоритель. «Нива» не сбавляя хода мчалась по бездорожью, подпрыгивая на кочках. Застучали автоматные очереди, машина завиляла и, с грохотом наскочив на торчащую из земли арматуру, застыла на месте. Двигатель взревел и заглох. На мгновение наступила тишина. Где-то в стороне раздался хлопок, в воздухе прошелестело, и над тем местом, где только что была «Нива», поднялось огненное облако.

Баскаков никак не мог обогнать грузовик, кузов которого был заполнен мусором и старыми автомобильными покрышками, из груды которых уже давно тянулся дымный шлейф.

Встречные машины сигналили и мигали фарами. Грузовик проехал туннель, заполнив его облаком дыма, и остановился у обочины.

В туннель Баскаков въехал не сбавляя хода и сразу потерял ориентировку. Машину занесло. Она, высекая искры, ободрала бока и остановилась вплотную к стене. Баскаков выбрался, и пошатываясь от легкой контузии, направился к выходу сквозь едкий туман. Что-то схватило за грудь и понесло над землей. Последним, что услышал полковник, был хруст его собственных костей и хлюпанье внутренностей под колесами рейсового автобуса.

— Армия отчитывается об очередной «удачной» антитеррористической операции — нам сообщают, что автомобиль «Нива», якобы напичканный взрывчаткой, сам взлетел на воздух. У нас же другие сведения. Машина была обстреляна из гранатомета, и находившимся внутри не было дано ни одного шанса. В последнее время у нас любят переводить стрелки на американцев — вот, мол, они действуют слишком жестко в Ираке. Но Америка показывает нам пример открытости, когда все случаи злоупотреблений становятся достоянием гласности. Мы же творим беззакония на своей земле, где армия воюет против собственных граждан. И все это в атмосфере умалчивания и искажения фактов, — депутат заиграл желваками и потянулся к сигарете.

— Спасибо, что нашли время прийти к нам. Напоминаем, что у нас в гостях был депутат от правой фракции господин Серкин.

Правдин, журналист местного радио, выключил микрофон. В эфир пошла музыка.

— Спасибо, — Серкин встал и потянулся так, что хрустнули суставы. — Ух, устал.

— Тебе спасибо, — Правдин пожал ему руку. — Заходи, как будет время.

— Обязательно. Кстати, у меня есть неплохое предложение, есть что обсудить. Но это потом. И еще раз поздравляю.

«Удачный день сегодня, — подумал Правдин. — После премии отличный материал, все очень кстати. Теперь прокуратура отвяжется, не посмеют тронуть — общественное мнение тоже кое-что значит. Такой адвокат, как Гофеншефер, дело развалит в момент».