Александр Ольбик - Прощальный взгляд

Боголь. (Снимает варежки, крутит конверты в руках, зачем-то смотрит на просвет). Господи, спаси мя грешного! (трясущимися руками разрывает сначала один конверт) Сонечка, ты только послушай!.. (читает вслух) Уважаемый господин Боголь! Слышишь, Сонечка, тут что-то назревает...Наверное, Люся с Борисом Наумовичем наконец проклюнулись...Впрочем, это для них слишком официально. (читает дальше) Уважаемый господин Боголь! Мы рады вам сообщить, что ваша рукопись получила очень благожелательную внутриредакционную рецензию и мы приняли ее к публикации. Вещь сильная, необычная, в стилевом отношении безукоризненная, с психологически точно выписанными характерами... Соня, родная, ты слышишь? (Молча читает дальше) Так, так... Значит, свершилось! Тираж 100 000 экземпляров... Все права, на два года...Да пусть, жалко что ли...хоть на сто лет... Стоп, а вот тут речь о гонораре... За один печатный лист...350 американских долларов... А всего сколько листов? Ну да, почти не сократили, двадцать шесть печатных... Соня, ударь меня по моей глупой голове и разбуди! Этого не может быть, это наверняка сон... Впрочем, вот и чек...Кругленькая сумма, аванс, с ума сойти -- четыре тысячи зелеными...Ой, мне плохо, где мой последний валидол? (Лезет в зипун и достает тюбик валидола, кладет таблетку под язык)...Так, уже легче... Получить в Парэкс банке...(смотрит на часы) Черт возьми, уже поздно... А что во втором письме? (Распечатывает второй конверт)...Борис Наумович, старина, что же ты с нами делаешь!? (Читает) Дорогой Василий Савельевич, я на свой страх и риск заключил с издательством договор от вашего имени на ваш замечательный роман "Прощальный взгляд", в подтверждении чего вам высылается копия договора и чек на аванс... Книга понравилась всем и сейчас я веду переговоры с одним американским издательством, возможно, и там клюнет...У нас с Люсей все хорошо, нас приняли как родных, помогли с работой, и только одна проблема -- Люсе здесь жарко, слишком жарко по сравнению с Юрмалой (отстраняет письмо и не может скрыть эмоций, вытирает рукавом глаза, снова принимается за письмо). Вы можете спросить -- откуда у меня появилась ваша рукопись? Объясняю: еще в аэропорту, когда мы уезжали из Латвии, мне ее передала Светлана, а все остальное уже было делом техники (он оборачивается к коляске и протягивает письмо Софье Петровне, однако та не реагирует. Наклоняется к ней и замирает в неестественной позе...Что-то не то...)

Пауза.

...Соня, Сонечка, тебе плохо? Пожалуйста, ответь! Я тебе принес бананы, скушай...(Берется за плед, которым она укутана, трясет, но не получает ответа и, видимо, думает о худшем...Кричит, ему становится плохо, он шатаясь опускается на землю, спиной прислонившись к коляске)...О, зеброид, до каких же пор ты будешь надо мной издеваться!? Тебе показалось мало того, что сделал ты с нами, ты еще забрал ее в тот момент, когда мы могли бы снять номер в лучшей гостинице, когда я мог бы завалить ее соками и фруктами, когда мы могли бы, наконец, поехать в Париж, куда я обещал ее отвезти на протяжении всей моей бестолковой жизни... Как же ты мог, Боженька, допустить такую несправедливость!? Как, ответь?!

Софья Петровна. (Замогильным голосом) Василек, объясни, пожалуйста, что такое зеброид?

Боголь. (Вскакивает) Что это? Мираж или голоса?

Софья Петровна. Почисти, пожалуйста, банан, я нестерпимо хочу есть...

Боголь. О, Соня, я уж думал, что потерял тебя на веки! Где ты была, старушка, зачем ты меня так пугаешь? Я едва не умер от страха...(чистит банан, вытирает рукавом глаза, всхлипывает, как малый ребенок, отдает банан Софье Петровне)... Зеброид, это, Софочка... Как бы тебе это объяснить... Это наша бестолковая...Впрочем, нет, (трясет письмами и клюющими движениями их целует) очень даже толковая жизнь... Ты молодчина, ты не оставила меня одного на этом празднике жизни...Скажи что-нибудь, чтобы я окончательно поверил, что ты здесь, со мной...

Софья Петровна. Я, кажется, была в глубоком трансе, я не смогла пережить то, что узнала... Мне привиделся солнечный город, и как будто мы с тобой идем по его чистым улицам и разыскиваем кафе, где когда-то работал Хемингуэй... Я догадалась, что мы в Париже и мне так было тепло и приятно...

Боголь. (Обнимая ее) Какая несказанная радость, какой яркий просвет в тучах! Ущипни меня, старого графомана, покажи мне, что это не предсмертный бред...Прошу тебя, ущипни или скажи что-нибудь такое...

Софья Петровна. Пожалуйста, прочти еще раз то место, где говорится о печатных листах... Какое это благозвучное слово -- гонорар! Сколько в нем света и надежды... Прочти и почисти второй банан...

Боголь. Сейчас, милая, одну минутку, только найду этот абзац... Сию минуту, я повторю и взорву вселенную этим прекрасным и неподражаемым словом... Вот, нашел и уже читаю...За один печатный лист...350 американских долларов... Аванс, в Парэкс банке... Погоди-ка, здесь еще есть постскриптум...

(Пауза).

Постскриптум... (Продолжает читать) Возможно, вы с Софьей Петровной еще не знаете о трагедии, постигшей семью Игруновых... В конце сентября, возвращаясь с выставки Романа Ивановича домой, Светлана попала в автокатастрофу, и, слава Богу, не мучилась, погибла на месте (голос сбивается и Боголь, уткнувшись лицом в снятую с головы шапку, навзрыд плачет)... (Пауза) Какой неожиданный зе-бро-иид... Как это можно, Сонечка? Мы же... Почему вдруг стало так темно, почему тоска ломится в сердце? О, Господи, спаси меня грешного (горько стонет, хватается за сердце и оседает возле коляски. Звучит музыка на усмотрение режиссера)...

Начинает идти снег, падают густые хлопья, они превращаются в сплошную завесу, которая полностью застилает коляску и две одинокие человеческие фигуры...

Занавес

Февраль - август 1999 года.

Примечание:

*Aplieciba (латышск.) -- документ, подтверждающий знание государственного языка. Только обладатель такого удостоверения имеет право на трудоустройство.

*Милда -- прозванный так в народе памятник Свободы, стоящий в центре Риги (женщина, символизирующая Латвию, и держащая над головой три звезды).