Анна Малышева - Завтра ты умрешь

Долгие безответные гудки – трубку никто не брал. Ника нажала кнопку сброса, повторила попытку и отложила телефон в сторону. Марина не отвечала. «С ней что-то случилось!» Пытаясь отвлечься от этой мысли, Ника поставила на огонь кастрюльку с водой – надо было сварить кашу, потом разбудить ребенка, умыть его, накормить, вывести на прогулку… На нормальную детскую прогулку, не связанную со слежкой и встречами с незнакомыми людьми. Она постаралась целиком уйти в эти простые привычные дела и не думать о телефоне, но ее взгляд невольно возвращался к маленькому серебристому аппаратику, безмолвно лежащему на кухонном столе.

Она кормила кашей заспанного Алешку, когда зазвонил телефон. Ника едва не выронила ложку:

– Слушаю!

«Марина увидела неотвеченные вызовы и перезвонила!» – было ее первой мыслью, поэтому, услышав голос мужа, Ника резко и совсем нерадостно бросила скупое: «А, это ты!»

– Я, – отозвался Олег, и в его голосе тоже не ощущалось теплоты и готовности к примирению. – Как Алешка?

– Хорошо. Завтракает.

– Так поздно?

– Если ты звонишь, чтобы извиниться, то напрасно начинаешь с упреков, – заметила она, снова зачерпывая ложкой порцию рисовой молочной каши и отправляя ее в выжидающе раскрытый рот ребенка – Алеша так и сидел с тех пор, как зазвонил телефон и прервал его утреннюю трапезу. – Ребенок здоров, сыт и счастлив, что избавился от яслей. А когда ему есть – мне лучше знать!

– Что собираешься делать дальше? – Олег как будто ее не слышал. – Утащила мальчика на улицу и очень довольна, да? Добилась самостоятельности? Ведешь свое расследование?

– Я собираюсь пойти гулять с Алешей, – ответила Ника как можно спокойнее, по опыту зная, что проигрывает тот, кто теряет контроль над эмоциями. – Потом буду готовить обед. После уложу ребенка поспать, может, и сама вздремну. А вот чего я точно не собираюсь делать – так это выслушивать твои нравоучения.

И не дав мужу опомниться, Ника отключила телефон. Повторяя про себя, что она права, а муж виноват, женщина переодела Алешку и ушла с ним на прогулку. Бесполезный аппарат она оставила на столе, решив не прикасаться к нему до вечера и посвятить весь день ребенку, как и пообещала Олегу. «Все равно, теперь что-то узнать о Ксенин может только Марина», – малодушно думала она.

Марина услышала только второй вызов, и то с трудом – все звуки пробивались в ее сон смутно и искаженно, словно отраженные в кривом зеркале. Приоткрыв глаза, она тут же сомкнула их снова – утренний свет, даже пропущенный сквозь задернутые шторы, показался женщине болезненно-ярким. «Это будильник? – В первый момент она не сообразила, где находится, и ей показалось, что она проспала и опаздывает на работу. – Нет, телефон, кажется… Голова раскалывается! Который час?»

Женщина заставила себя сесть на постели, протерла глаза и нашла взглядом часы, стоявшие на старинном бюро розового дерева. Время близилось к двенадцати.

Марина спустила ноги с постели, пошатываясь, добралась до ванной комнаты, умылась ледяной водой и ошеломленно уставилась на себя в зеркало. Круги под глазами, измученный взгляд, какие-то складки возле губ, которых у нее никогда прежде не было – все это показалось ей чужим, наносным, будто приклеенным. Она бросила в лицо еще несколько пригоршней воды и только тогда пришла в себя. Голова понемногу прояснялась, но клочья тумана еще оставались где-то на краю сознания. Конец вчерашнего вечера вспоминался как что-то очень смутное и нелепое.

«Надежда умерла… Я устроила истерику. Миша привел меня наверх, уложил и долго сидел рядом, держал за руку. Я плакала, говорила ему о нашем будущем ребенке, он утешал меня, обещал все уладить. Что тут можно уладить? Еще что-то о своих детях… Дети ничего не должны узнать – он повторил это несколько раз, будто заклинание. Весело. Они ничего не знали о матери, теперь от них будут скрывать смерть тетки. Миша наверняка уже в банке, девчонки проснулись… А если они найдут тело?!»

Эта мысль подействовала куда эффективнее холодной воды – остатки сна улетучились, Марина снова ощутила твердый пол под ногами. Набросив халат и даже не причесавшись, женщина выбежала из спальни.

Девочек она нашла внизу, в столовой, по голосам, слышным еще с лестницы. Они завтракали одни – судя по всему, вчерашний опыт не прошел для них даром. Дети умудрились накрыть стол почти «по-настоящему» – даже поставили в центре кофейник, хотя сами пили молоко. При появлении Марины они переглянулись и снова уткнулись носами в чашки. Та мгновение смотрела на детей, пытаясь понять, знают ли они уже страшную новость, и пришла к выводу, что не знают. Даже при всей ненависти к тетке девочки вряд ли способны были на такое хладнокровие.

– А где папа? – спросила она первое, что пришло на ум.

Дети снова переглянулись с каким-то загадочным выражением, словно у них была общая потрясающая тайна и делиться ею они ни с кем не собирались.

– Вы его видели? – настойчиво повторила Марина.

– Он уехал рано, пока мы спали, – ответила Ульяна, с самым загадочным видом опуская длинные ресницы.

– А… Нет, ничего, – поправилась она, видя, как на нее устремились детские взгляды. – Сейчас вернусь и сделаю омлет, налегайте пока на печенье!

Она повернулась было к лестнице, но ее остановил вопрос, заданный самым невинным тоном – так мог бы маленький ребенок спросить у мамы, где ночует солнышко.

– А правда, что ты беременна?

Марина медленно обернулась, подыскивая слова для ответа, но не нашла их и только кивнула – с этими детьми она иной раз забывала об их возрасте.

– Теперь вы с папой точно поженитесь, – удовлетворенно заметила Алина, критически оглядывая фигуру будущей мачехи. – Ладно, я так и знала. Вещи мы уже собрали.

– Какие вещи? – У Марины было чувство, что она не до конца проснулась. – Куда вы собрались?

– В Англию, – просто ответила та.

– С тобой, – уточнила Ульяна. – Да ты что – ничего не знаешь? А нам он все написал в записке – вот!

И она выскочила из-за стола, подав женщине смятый лист бумаги. Пробежав глазами несколько строчек, выведенных аккуратным и совершенно безликим почерком Банницкого, Марина несколько мгновений медлила, прежде чем поднять взгляд. Она просто не могла посмотреть на детей ТАКИМИ глазами. В них они могли прочесть слишком многое.

– Минутку! – Она сложила записку и отдала ее Ульяне. – Я сейчас вернусь. Что я вам обещала… Да, омлет. Не налегайте на сладкое!

Почти бегом взобравшись на второй этаж, она бросилась к двери, ведущей в спальню Надежды. Эта дверь должна была быть заперта – ночью, когда Банницкий уводил ее от этой проклятой комнаты, он запер дверь на ключ – Марина помнила сухие щелчки замка.