Ильдар Абузяров - Мутабор

Но где тогда ответственная и сердобольная Гюляр? Что с ней случилось? Впервые Омар почувствовал, что дома творится неладное. Дохлая рыба – скверный знак. Кажется, ощутив тревогу за невесту, Омар и проснулся.

Вскочив на ноги, Чилим принялся прыгать, разогревая кровь, – так ему не хотелось перевоплотиться в безголосую корюшку. Он даже скакал на одной ноге – то ли для того, чтобы увеличить нагрузку, то ли подражая цапле.

В гуляющих волнах, как в кривом зеркале, Омар видел, что его лососевая рубашка помялась и поблекла, лицо покрылось изрядным слоем щетины.

Без со́мов в кармане ты рано или поздно оказываешься в желудке у сомо́в. Еще с детства Омар знал, что большой сом, затаившийся в коряжнике озера, может проглотить собаку и маленького человечка.

«Надо поскорее уносить ноги от этого гиблого места, – решил Омар. – В жаркий полдень здесь, слов нет, хорошо, а ранним утром затхлая вода дает ощущение ненужной сырости и гнили в поджилках».

Кашевар – место парадоксов. Это Омар понял, стоило ему опять оказаться в старом городе: глинобитные дома с балконами, высокие дувалы, мечети, украшенные резьбой по ганчу, простой люд кругом, встречаясь с которым, Омар не разбрасывал свою энергию налево-направо, распахнув рубаху, а шел мимо притаившихся в многочисленных арках магазинчиков и кафе, весь ощетинившийся и ссутулившийся. Он группировался, боясь любым лишним движением растерять остатки тепла.

Скрестив руки на груди, он по-прежнему тер свои плечи, наблюдая, как торговец пряностями ловким движением ладоней зачерпывал из больших мешков корицу и кориандр, чтобы растереть пахучие экзотические травы и поднести к носу жестом заправского дегустатора. Он не торговал, он колдовал. Торговец специями с седой бородой, походивший на старика-волшебника, в столь ранний час чародействовал над своим чудодейственным экзотическим товаром, а Омар по-прежнему думал только о тепле. «Вот бы мне немного жгучего перца», – даже не думал, а инстинктивно чувствовал, откуда исходит тепло.

Как по команде, он останавливался у газующих машин и возле распахиваемых на миг дверей магазинов и лавочек. Он ловил струю теплого воздуха, готовый, как птица, расправить крылья под этим потоком.

На радость Омару, кукурузу здесь не варили, а жарили на углях. Жаровни и хлебные печи для Омара, загребавшего жар жабрами, были сущим спасением. Но чем больше Омар согревался, тем нестерпимее он хотел есть, потому что тепло приходило вместе с ароматами еды…

– Холодно, теплее, еще теплее, горячо, горячий завтрак, – твердил Омар себе под нос детскую считалку. Ноги сами несли его туда, откуда пахло едой. На узкие улочки старого города, где полно забегаловок и мусорных баков с отходами. На рынок, где в мини-печках торговцы и ремесленники готовят себе кушанье кушари – из нута, риса, коричневой чечевицы и кукурузы.

И вот уже Омар шел на запах пищи вслед за отвисающей слюной, словно на поводке. Когда ты голоден, ты идешь только за своей слюной. Потеряв всякий стыд, он готов был нагибаться и поднимать выпавшие из рук кашеварцев крошки хлеба и рыбы, рыться в мусорных баках и пакетах.

«А чем я отличаюсь от прочих? – успокаивал себя Омар, вынимая ошметки, засохший фруктово-травяной чай и полусгнившие фрукты из мусорных баков. – Целые районы кашеварцев, словно черви или личинки, живут на переработке мусора, зарабатывая всего по сто сомов в месяц».

На площади, где одна сердобольная старушка кормила уличную свору собак, он хотел было прикинуться одним из четвероногих друзей этой бабки и ползти к еде на четвереньках. Он даже подумал, что подслеповатая старушка не определит в нем человека, тем более он не брился второй день и жесткая щетина с каждой секундой все более походила на волнистую шерсть.

«Я превращаюсь в собаку, – ужасался Омар, – и истекаю слюной-рефлексом Павлова». Он чувствовал, что поселившийся в нем зверь уже начал грызть и глодать его изнутри. Теперь Омар готов был биться насмерть за кусок хлеба, готов был сам дойти до каннибализма и вцепиться в глотку какого-нибудь жирного шашлычника, пропитанного запахами жареного мяса, лука и помидоров.

О каком достоинстве может идти речь, когда человек полностью зависит от своего желудка и просто не в силах больше ни о чем думать, кроме как о еде? У палатки с пончиками и беляшами он смотрел на сальные руки раздатчиков. Он готов был целовать эти руки, слизывая с них масло и жир. Голод не только беда-злость. Он еще и драма-унижение.

Поистине, голод способен сделать из самого обычного человека опасного зверя. И тут уже не до иронических ухмылок и усмешек. Сознание голодного человека мутно, истощенный голодом практически невменяем нравственно. Воля бездомного бродяги атрофирована. Он подчиняется лишь элементарным, животным инстинктам, переходящим в болезненную страсть.

Омар с ненавистью смотрел на дразнящего его лавочника со снисходительной ироничной улыбкой на морде.

– На, на, возьми, – протягивал тот недоеденный кусок хлеба с мойрой и тут же убирал руку.

– Сука! – сказал Омар.

– Сам такой, – разозлился лавочник, – хочешь есть, а работать не хочешь?! Все в этом городе хотят есть, пить, веселиться! А работать никто не хочет! Все развращены, потому что власть сама не работает, а только ворует, а потом на эти деньги жрет и веселится. А все заботы о государстве ложатся на плечи простых лавочников и дехкан. Думаешь, нам легко вставать ни свет ни заря и ишачить до самой ночи? А налоги, а поборы, а препоны, а коррупция? – завелся лавочник. – Цены на электричество подняли в три раза! А все потому, что летом эмир и мэр продал воду водохранилища нашему соседу! Понадеялся, что осенью пойдут дожди. Сам видишь, осень в этом году какая сухая! Вода в итоге подорожала, хлеб из-за засухи вырос в цене вдвое. А водохранилище без воды не дает электричества. Люди жгут керосинки, передвигаются по темному городу. Хочешь есть – иди работать!

Омар не больно слушал лавочника. Он уставился на голову рыбы, торчащую между двух пухлых губ разрезанной булки.

– Съешь меня, – призывала булка.

– Сожри меня, – соблазняла рыба.

И тут Омар вспомнил, что ночью рыба умоляла его убрать правительство, которое так поступило с водохранилищем и теперь качает воду для водопровода из городских озер, почему и грозит исчезновение многим видам пресноводных.

– Ладно, на, возьми, – протянул сэндвич лавочник и опять убрал руку, – но если обещаешь мне помочь разгрузить австрийскую плитку.

– Я согласен, – не думая, согласился в рабство за гамбургер Омар. – Где машина?

– Она не смогла сюда проехать по этой узкой улочке. Стоит на большой дороге в нескольких кварталах отсюда. Но ты не отчаивайся. Как разгрузишь, дам тебе чечевичную похлебку, бутылку воды, хлеба и немного сомов, – разглагольствовал торговец, пока Омар жадно глотал хлеб с рыбой.