Ильдар Абузяров - Мутабор

Кашевар – город контрастов. Ночью Омар не знал, куда ему укрыться от холода, а днем передвигался короткими перебежками, стараясь из пекла открытого неба скорее попасть в спасительную тень. Вот она, проекция мира – полоса белая, полоса черная. Точнее, не полоса, а квадрат. Весь Кашевар был разбит на квадраты кварталов, бесконечных лавок, мастерских и забегаловок. И Омар таскал на своем горбу по этим кварталам квадраты темной и светлой плитки.

«Еда – не только источник насыщения желудка, но и источник тепла», – думал Омар, чувствуя, как холодеет спина от обильного пота. Коробки с керамической плиткой можно было перетаскивать на руках, прижав к груди, а вот тяжелый напольный керамогранит приходилось взваливать на плечи и спину и нести, сгибаясь в пояснице, используя лишь гужевую тягу ног.

«Кто я, – вопрошал Омар, снова и снова возвращаясь за плиткой, – человек или ишак Сизифик, довольный своей рабской участью?»

Тяжелая механическая работа и правда делала из него осла, упрямо вращающего жернов судьбы вокруг собственной оси. Спину и ноги ломило от боли.

«Нация бывает только там, где одна группа народа прекращает нещадно и несправедливо, не предоставляя прав на нормальное существование, эксплуатировать другую», – твердил Омар заученную со школы истину.

Сначала он еще слышал выкрики: «Эй, посторонись, хайван!» и «Куда ты прешь, маймун?!» – но вместе с болью в мышцах как-то разом пришла глухота к посторонним звукам. Омар уже не обращал никакого внимания на обидные слова и тычки.

На востоке есть пословица: «Осел понапрасну не кричит». И Омар терпел и молчал, как бы ему ни было тяжело. А еще в Кашеваре говорят: «Ишак луже мочу должен, а волку мясо». Мол, что должно случиться, то неминуемо произойдет.

Так что лучше понапрасну не дергаться, а делать, что должно. Омар уже успел приглядеться и понять, что местные работяги так и живут. Особенно не усердствуя и никуда не спеша, они терпеливо выносят на своем горбу то, что им уготовила судьба.

Задумчивый ишачок с глазами мечтателя и челкой хиппи всегда останавливается, учуяв либо запах волка, либо мочу ослицы. Замирание на полушаге помогает порой избежать гибели. И только по большим праздникам, напившись мочи ослицы – местной ракии – и учуяв запах свободы, работяги начинают истошно распевать во все горло свои ослиные песни.

Но это мало что меняет в их судьбе.

Судьба! Одно дело – местные, а другое – не подготовленный к здешнему климату иностранец. Чужаку, даже с баулом теплого воздуха на голове, порой приходится труднее, чем аборигену с тяжелой ношей, ибо жара в Кашеваре проявляет себя по-особенному. Поначалу Омар старался ее не замечать. Печет себе, ну и ладно. Змеиная жара лучше, чем собачий холод. Но в какой-то момент подкравшаяся на расстояние удара жара дала о себе знать сполна, и на Чилима обрушилось южное кашеварское солнце.

Поначалу у Омара, при большой влажности, резко пересохло во рту. Занятый новым ощущением, он даже не услышал грохота свалившейся с плеча коробки с ценной австрийской плиткой. Только увидел большую груду осколков да толпу тут же собравшихся зевак. Черные пробоины и разверстые рты. Не до конца осознавая, что стряслось и почему задрожала земля под ногами, он вместе со столпившимися людьми, среди которых мелькнуло и лицо торговца книгами Абдулхамида, смотрел на все происходящее как бы со стороны. Сбросив с плеч ношу, Омар стал ощущать себя легко. Расколотые по диагонали плиты походили на прорезавшиеся за спиной крылья. В какую-то секунду Чилиму показалось, что им овладела невесомость и он поднялся высоко в небо и оттуда наблюдал, как подлетевшие мальчишки вынимали из упавшего короба на свет божий треснувшие пластины. Но Омар не собирался ловить выпускаемых из груды глянцевых осколков солнечных зайчиков. Там, в небе, он вдруг отчетливо понял, что все несчастия, что свалились на его голову, и должны были произойти именно с ним. Ибо вся наша жизнь предначертана на небесах и требует лишь подтверждения-сложения на земле. Так из осколков небесного макета выкладывают разрушенную мозаику бытия на полу.

От осознания столь неприятного факта у Омара опустились руки. Он понял, что дальше не в силах не только летать, но и передвигаться и даже отводить глаза. Впав в ступор, он вперил взгляд в землю, а когда поднял глаза, то увидел перед собой разъяренную красную физиономию хозяина.

Искривленный рот, толстые губы и жирный блестящий палец тыкали ему в лицо разбитой плиткой. Собравшиеся вокруг, пытаясь что-то внушить Омару, пинали его словами. Но Омар совершенно не боялся угроз хозяина. Скорее, они ему казались мнимыми и смешными. После тех побоев, что ему учинило солнце, не пугала Чилима и перспектива быть избитым.

В какой-то момент Омар подумал, что было бы забавно укусить третирующее его светило за жирный с прилипшими ворсинками пыли солнечный палец. В следующую секунду он попытался это сделать, пошире открыв рот, и цапнул лоснящийся перст. Тут же на Омара посыпался такой шквал ударов и пинков, что он не устоял на ногах. А палец хозяина, угодивший глубоко в глотку, вызвал рвотный рефлекс.

Утром мы немного смущались и стеснялись друг друга. Еще бы, произошедшее накануне иначе как животной страстью и не назвать.

– Ничего страшного, мы же и есть животные! – быстро нашла нам оправдание Кэт, готовя кофе.

Меня ее заявление немного обескуражило.

– Многие женщины подсознательно, не отдавая себе отчета, отдаются именно тому, кто лучше кормит, – продолжала она рассуждать вслух, намазывая на кусок булки масло, – по крайней мере, многие мои подруги именно так и поступают, хотя никогда себе в этом не признаются. Но я осознаю, что даже приятный всем женщинам поцелуй – от инстинкта кормления у приматов. А еще женщины просто тают, приходя на территорию самца, которая им подходит для продолжения потомства и где они чувствуют себя уютно и в безопасности.

Я растерянно оглядел жилище, уютненькое гнездышко, которое мне не принадлежало. И вроде я хотел возразить, но не найдя весомых аргументов, лишь промямлил что-то о любви.

– Ты, наверное, имел в виду влюбленность и страсть? – поправила меня Кэт. – Так кто же отменяет влюбленность? Женщинам вообще свойственно быстро переключаться, так как они ищут себе покровителя помогущественнее. Тут включается программа быстрой влюбляемости. У более сильного самца, изгнавшего более слабого, всегда есть шанс, что в него, как в охотника и хранителя территории, скоро влюбятся. Не знай я всего этого, решила бы, что уже влюблена в тебя. А это всего лишь инстинкты. Ничего глупее придумать нельзя. Женщина влюбляется, чтобы быть уверенней и согласиться рожать детей от избранного ею мужчины. Любовь – это оболванивающий механизм природы, направленный на сохранение рода.