Ильдар Абузяров - Мутабор

– Я тебе помогу, – заверял Омар. – Я спасу тебя, вытащу из этого рабства.

Так они беседовали в полусне, пока Омара не разбудил и чуть было разом не отрезвил истошно-радостный визг Лубват.

– А вот и Шахбаз! – вскочила с места Лубват Тигровая. – Легок на помине! Что называется, вспомни дерьмо – и всплывет оно.

Не понимая, о чем идет речь, Омар спросонья посмотрел на бассейн фонтанчика, затем заглянул в чашки.

– Шахбаз, Шахбаз, иди к нам! – замахала Лубват руками. И через секунду знаменитый форточник-помытчик сидел уже за пластиковым столом с пластиковым непроницаемым выражением лица. Все стерильно, все одноразово. А в такой сифилитичной компании только так и можно.

К счастью, Шахбаз тоже был навеселе и тоже клевал массивным мясным, как у индюка, носом о заячью губу. Красные веки почти закрывали его глаза. Он сидел, сгорбившись и кутаясь в свой дырявый пиджак, словно не хотел ничего вокруг замечать. Придя с улицы, Шахбаз был замерзшим, а в тепле впал в коматозное состояние. Даже странно – как такой широкоплечий здоровый мужик может так искусно сгибаться и складывать плечи?

Подумав так, Омар снова склонился носом над пиалой, словно подражая Шахбазу. В какой-то момент Омару показалось, что он уже разговаривает не с павлином, а с индюком.

– Помоги мне, – просил Омар на птичьем языке Шахбаза, вспомнив, как это делала павлиниха.

– Как? – угрюмо шевелил индюк Шахбаз отвисшей губой.

– Вывези меня завтра из страны, как контрабанду, как редкое животное, по поддельному паспорту. Я ведь уже превращаюсь в животное. Продай на родине моей невесте Гюляр. Уверен, она заплатит хорошую цену.

– Вывезу, – отвечал индюк, – но только не завтра. Завтра начинается праздник выборов. Завтра сюда пожалуют наблюдатели и послы со всего мира. Аэропорт будет под усиленным контролем. А ни ты, ни я не умеем летать сами.

– Я умею, – не соглашался Омар, – я умею летать в клюве у белолобого гуся, как маленький Нильс.

– А у тебя есть документы и деньги? – интересовался Шахбаз.

– Документов нет, а денег по вашим меркам есть много, – бахвалился Омар.

– Тогда только железной дорогой, – предложил Шахбаз, – и за очень большие деньги. Но ты не бойся, найдем тебе нормального проводника.

– А на каком языке ты мне дал слово? На птичьем? – не унимался Омар.

– Да, на нашем горно-птичьем наречии.

– Почему Кашевар превратился в транзитную страну наркотрафика? – проверял Омар Шахбаза как мужчина мужчину через рукопожатие.

– Потому что людям нечем больше жить. Для этого человека снизвили до уровня твари. Для этого здесь все и разрушали. Всю промышленность и все сельское хозяйство. Белый порошок – единственное средство к выживанию.

– А откуда этот порошок?

– Из страны смерти всех империй. Из страны горных псов.

– Ладно, чего-то мы здесь засиделись. Пора мне работать, – прервала идиллию их беседы Лубват. – Давай вставай – и поехали.

– Куда?

– К бабушке – здесь недалеко. Только деньги вперед!

Омар не совсем понимал, зачем его ведут к бабушке. Но с другой стороны, он был рад отдаться волнам течения, уносящего его из тихой запруды кафе. Он рад был попасть в компанию, решающую за него его проблемы ночлега. Сам он пока не был способен ни думать, ни принимать решение.

Омара вывели под руки на улицу, где он чуть протрезвел, закусив зелье долькой желтой луны и занюхав его газами свежеайранового воздуха. Здесь на вокзале все по-другому, огляделся Омар, ибо кашеварский вокзал – невообразимое действо! Великое вавилонское столпотворение людей, ожидающих посадки на поезд № 6 Кашевар – Москва. Даже не вавилонское, а Ноево. Сотни и сотни навьюченных травоядных, выслушав жвачку одного и того же объявления, скопом рванули на платформу. Они тащили свой нехитрый скарб, а среди них не в меньшем количестве сновали хищники и мародеры.

Только подгулявшая компания вышла на привокзальную площадь, как была атакована десятками посредников по продаже билетов на заветный поезд. «Вот он, мой шанс ускользнуть из этого города целым и невредимым. Пора убираться подобру-поздорову», – рванулся было Чилим вперед. Но Лубват и Шахбаз крепко держали его под руки, поясняя, что все эти доброжелатели, предлагающие посадить за энную сумму в купе к проводнику, – аферисты и охотники за чужими деньгами. И обманут – как два пальца обоссать. Опытный Шахбаз отмахивался от досаждающих налево-направо всей пятерней, ибо два пальца только привлекали их внимание.

– Ну, все, мне надо пи-пи, – пытался хоть на минуту сменить направление колеи своей судьбы Омар, когда они скрылись в подземном переходе. А еще – когда они после вышли с другой стороны тоннеля и пошли по железнодорожной насыпи. Где-то там, прячась в закутке тени за фонарным столбом, под шуршание гравия и мочи Омар и увидел страшное зрелище – мимо него, набирая ход, проследовал скорый поезд № 6 с зарешеченными окнами, из которых торчали руки и головы женщин и детей.

– Их перевозят, как скот на бойню, – ужаснулся Омар, чувствуя, как пустеют и холодеют его мочевой пузырь и душа. Интересно, почему при таком положении народ не летит самолетом, который стоит примерно столько же?

Этот вопрос он задал Шахбазу, вернувшись к новоиспеченным под чай друзьям, и тот ему отвечал, что почти все пассажиры везут с собой значительный багаж и на самолете они заплатят сотни долларов за перевес. И потом, пограничный контроль в Шереметьево и Домодедово гораздо более серьезный, чем на наземных переходах. Если через Илецкий железнодорожный переход вполне реально провезти почти все что угодно, лишь уплатив фиксированную мзду пограничникам на таможне, то в Москве все хуже – там могут развернуть или даже определить в обезьянник за паспорта, полные штампов о депортации из России.

Омару пришлось согласиться с разумными доводами Шахбаза. Согласился он и с тем, что скоро пол-Кашевара переберется в Россию, ибо грядут смена климата и засуха, за которыми неизбежно великое переселение народов.

А вообще, было что-то странное в том, что он находился в компании криминальных элементов – воров и убийц, рецидивистов и мелких мошенников-аферистов. Здесь, в пограничном месте, у ворот в неизвестность, он блуждал с ними по неосвещенным тупикам вокзала.

– Ты мне точно поможешь? – обращался то и дело Омар к Шахбазу, стараясь разговаривать, чтобы не заснуть прямо на ногах.

– Я же тебе дал слово! – уверял Шахбаз. – А знаешь, что такое слово горца? Могу тебе рассказать историю про слово. Однажды к нам в кишлак заглянул охотившийся правитель со своей свитой. Только что о скалы поранился его любимый сокол. «Распрямите мне сокола», – обратился правитель к горцам. Слово «распрямите» означало: дайте сокола, умеющего плавно парить под облаками и камнем падать на добычу. Аксакалы кишлака поклялись падишаху и, недолго думая, сделали все буквально, положили птицу на камень и накрыли тяжелой глыбой. Через несколько часов «распрямленный» труп предъявили отдохнувшему падишах у, посетовав, что клюв не распрямился. С тех пор все падишахи и султаны обходят наши места стороной. Ибо если горец что пообещал, то он разобьется в лепешку, но сделает, – клялся и божился Шахбаз.