Ильдар Абузяров - Мутабор

И тут Тая открыла глаза, словно собиралась поймать меня с поличным.

В ужасе я отпрянул, застуканный за неприличным занятием, накинул на нее простыню, натянул штаны и выбежал в коридор.

– Что случилось?! – испуганно вскочила с кресла седая женщина.

– Ваша дочь, кажется, пришла в себя!

И тут началась такая суета и беготня! Оказывается, девушку ввели в искусственную кому и поддерживали это состояние с помощью аппаратов. Привести ее в сознание мог только большой стресс, каковым, по мнению Валентины Юрьевны, и явилось одно мое, якобы Грегора Стюарта, пришествие. Или произошло чудо и Бог оживил ничего не понимающее и не чувствующее тело.

– Странно! – заметил доктор – лечащий врач девушки. – Видимо, она испытала сильный шок. Но как бы то ни было, надо взять анализы.

– Ага, знаем мы, чем вызван этот шок, – цинизма мне было не занимать.

Я просидел несколько часов в коридоре больницы и уже ничего толком не соображал. Единственное, что я понял в результате: анализы показали, что организм начал вырабатывать какие-то антитела, и вируса в слюне стало меньше.

– Сейчас проверим, в каком состоянии находится мозг.

– Вы слышите меня? Вы кого-нибудь узнаете? – спросил доктор у девушки.

Но она никак не реагировала и ничего не говорила.

– Снимите маски, – приказал доктор. Все, и я тоже, сняли маски.

Я стоял и смотрел, как бедная девочка переводит глаза с одного на другого. На мне ее взгляд задержался, по крайней мере, мне так на мгновенье показалось. Без маски уже я чувствовал себя голым на очной ставке. На опознании, когда вместе с преступником перед жертвой выводят группу подставных лиц. И подставные лица тут же становятся поняты́ми, если жертва указывает на преступника.

– Она вряд ли кого-то узнала, – пояснял после осмотра Валентине Юрьевне врач. – В результате подобного заболевания и комы мозг бывает сильно поврежден. Всего скорее, ей придется заново открывать для себя мир. Заново все узнавать, учиться ходить, говорить, обслуживать себя. Это потребует, – обратился он к нам с Валентиной Юрьевной, – от вас больших душевных и физических сил и терпения. Но другого выхода у вас нет.

– Я согласна снова обучать и растить свою девочку! – ликовала женщина.

– А вы? – повернулся ко мне доктор.

– А я? – я не верил своим ушам. Взрослый человек – и все заново?

Может, оно и к лучшему, по крайней мере, она не будет помнить бросившего ее Грегора Стюарта. Неужели они думают, что их Грегор Стюарт, как принц, способен расколдовать спящую, заколдованную зверем, красавицу? Где он шастает, оставивший ее принц? Нету. Сгинул. А я занял его место и совершил за него подвиг. И по праву все лавры должны принадлежать мне.

Мать была просто счастлива и безмерно благодарна. А у меня в голове крутилось, что я, овладев квартирой, и машиной, и одеждой, и даже попугаем Грегора, чуть было не овладел его невестой.

Так, может, мне и дальше продолжать в том же духе? Начать ухаживать за этой несчастной? Переехать позже к ней в дом? Она все равно ничего не помнит и полюбит меня, как родного отца. Сразу видно, старая интеллигентная семья коренных петербуржцев. Наверняка у них большая квартира в центре города, полноправным владельцем которой, при полоумных матери и дочери, я могу стать.

– Я готов помогать и заботиться! – произнес я вслух, выдавив еще немного мысленного крема.

Бабенко вышел на платформу ставшего ему родным города с чувством облегчения. Всю дорогу он мысленно поторапливал поезд и машинистов, чтобы успеть вмешаться в шахматную партию, все более по своему мафиозному накалу напоминающую «Сицилианскую защиту» и спасти Грегора Стюарта – по сути пешку – от зажавших его в угол преследователей. А заодно Федору Сергеевичу не терпелось разгадать задачку, но странное дело: вот теперь, стоя на шахматной брусчатке, он вдруг успокоился.

Питер – город с равномерно распределенной, а значит, женской энергетикой. В Москве, стоящей на семи холмах, энергия взрывная. В Москве много мест, где она зашкаливает и концентрируется. А Питер ласкает ветерком с залива, треплет по волосам, успокаивает и даже усыпляет. Особенно, когда часы на площади показывали ранний час.

Позавтракав в «Чайной ложке», Бабенко позвонил своему приятелю Девушкину, но тот сообщил, что на квартире вот уже целый день никто не появлялся.

«Неужели опоздал?» – названивал Федор Сергеевич Грегору Стюарту, но в ответ получал лишь длинные гудки. Сделав ход конем и прогулявшись до Большой Конюшенной, он пытался вновь и вновь остановить минуты, нажимая на кнопку домофона, словно на пипку шахматных часов, после каждого мысленного хода. Бесполезно – бег времени не прервать.

В конце концов, Грегор Стюарт взял трубку. Судя по разговору он был в стельку пьян и чем-то очень расстроен.

– Шахмат у меня нет! – сообщил он, чуть не плача.

– А где они? – спокойно спросил Бабенко.

– Их у меня украла моя возлюбленная!

– Какая возлюбленная? Давно вы познакомились?

– На этой неделе, – продолжал жевать и размазывать сопли Стюарт, – но я сам виноват, что так получилось. Надо было ей сразу рассказать всю правду.

– Кому? – Бабенко был само спокойствие. – Вы можете назвать фамилию? Где вы встречались? Номер ее телефона? Мы с Вами можем увидеться?

– Она не берет трубку! Бесполезно пытаться ей дозвониться. Она вообще отключила телефон или сменила симку, чтобы больше меня не видеть и не слышать. Фамилии я не знаю. А увидеться я не хочу, потому что сейчас я не адекватен.

«Оно и чувствуется», – попрощавшись и пожелав не раскисать, подумал Бабенко. Все понятно. Он снова чуть-чуть не успел. Что же теперь делать?

Но Федор Сергеевич не был бы настоящим сыщиком, не имей он некоторого представления о дальнейших действиях. У него оставалась одна возможность зацепиться за нитку, и он попытался ее воспользоваться.

Первым делом Бабенко зашел в интернет-кафе – благо, то уже открылось – и выяснил, когда ближайший рейс до Кашевара. Самолеты в Кашевар летали два раза в неделю. Первый ранним утром в понедельник. Следующий – в субботу после полудня. Точнее, в четырнадцать пятьдесят пять.

Конечно, до Кашевара можно добраться и на поезде, но это, во-первых, долго. А во-вторых, придется пересекать несколько границ с таможенным досмотром.

Далее Бабенко заглянул в «Большой дом» к своим бывшим сослуживцам по ФСБ и выяснил, не покупала ли за последние дни билет на самолет до Кашевара девушка лет 20–25. Оказалось, и правда, одно место было забронировано буквально вчера вечером на некую Екатерину.