Ильдар Абузяров - Мутабор

Собравшиеся за общим столом Гураб-ходжа и Прима Дива рассказывали Чилиму, что эмир и мэр очень плохо кормил своих зверей и постоянно истязал их. Например, задирал юных хищников палкой с острым крюком и веревкой на конце. Стоило кошкам в порыве инстинкта броситься в атаку-погоню, он старался поймать их головы в лассо и затянуть удавку. Собственно, так же он обращался и со своим народом. Дразня людей реформами и тут же требуя подтянуть пояса. А когда хищники чуть подрастали и начинали представлять реальную угрозу, он сам их убивал из автомата. Часто, предварительно отпустив на свободу, эмир стрелял своим питомцам в спину. Так он самоутверждался.

Омар, слушая рассказы о зверствах, наблюдал за одним львенком, который забрался на большое тронное кресло.

«А вдруг это и есть эмир, – мелькнула в голове у Омара крамольная мысль, – или его дух? Кто еще может так царственно развалиться на троне и свысока, с презрением смотреть на все происходящее вокруг и на всех собравшихся?»

Подойдя вплотную к львенку и не отводя взгляда от глаз юного хищника, Омар хотел подтвердить или опровергнуть так напугавшую его догадку. В какой-то момент Чилим, сам не заметив как, заговорил с львенком: мол, хороший, хороший, ты же не можешь быть перевоплощением эмира, – ну, скажи, где твой хозяин?.. Тот старался не обращать на Омара никакого внимания и даже зевнул.

Омар еще помнил, как во сне разговаривал с птицами и рыбами, и протянул руку, чтобы приласкать дикую кошку. Впрочем, он так и не решился потрепать молодого льва по загривку. А когда разочарованный, скорее, своей нерешительностью, Омар встал и повернулся к хищнику спиной, то львенок сам потрепал его, вонзив когти в спину.

Лев разорвал лососевую рубашку и разодрал кожу Омара, который, в отличие от эмира, не знал, что нельзя поворачиваться к хищникам спиной после того, как ты выдержал их прямой взгляд. Пришлось срочно вызывать придворного медбрата, делать укол от столбняка и бешенства и накладывать швы на рассечение. Но то, кажется, была единственная жертва штурма дворца эмира в гюляровую революцию.

И это обстоятельство вызвало широкую улыбку на лице нашего героя.

«Рррр», оскалившись, зарычал в ответ львенок, и Омару показалось, что он сказал: «революцию сменяет реакция». Он готов был поклясться, что слышал это.

Насмотревшись в окно, Бабенко выпил чаю и забрался в постель. Пустой стакан остался стоять на столике.

Фирменный поезд рассекал пространство, укачивая Федора Сергеевича колыбельной «Ложкой пустоту мешая». Но спалось детективу тревожно. Снился дурацкий сон про мертвые шахматы. Огромный стол, на нем фигуры величиной с детей. Нужно было перемещать их, двигаясь по столу. И в какой-то момент, когда он устал перетаскивать фигуры и присел отдохнуть, он стал меньше пешки. На фоне гигантских слонов казалось, что он в диком лесу и что эти фигуры – идолы. Наступил непонятный коллапс, ступор. Страх овладел им, и Федор Сергеевич понял, что у этой игры выигрышного хода нет. То есть нет выхода. В какой-то момент Бабенко показалось, что не он передвигает шахматные фигуры, а они двигают и управляют им. Что это они загнали его в угол. Ибо есть объекты игры, есть субъекты, а есть те, кто задает правила.

К счастью, как раз в этот момент раздался звонок будильника.

Быстро одевшись, Бабенко вновь занял свой пост в коридоре. Перед самым прибытием поезда – зачем беспокоить зевак? – услышав, что девушка отпирает купе, он быстро развернулся и резким размашистым движением руки распахнул дверь и втолкнул стоящую на пороге девушку внутрь.

Сверкнув удостоверением сотрудника ФСБ и ордером, он спросил девушку, не знает ли она Леонардо Грегора Стюарта. Мол, поступило заявление о пропаже ценных шахмат. И что у ФСБ есть все основания подозревать ее.

По испуганным глазам девушки Бабенко понял, что угодил в самую точку.

– У Вас есть выбор, – смягчил тон Федор Сергеевич, – либо мы вызываем понятых, делаем обыск с изъятием и оформляем Ваш арест, либо Вы отдаете то, что принадлежит не Вам и летите себе спокойно в Кашевар.

Через час, с чувством выполненного долга и законченного дела, благо, девушка оказалось не дурой, Бабенко уже разглядывал шахматный набор у себя в квартире.

Расставляя шахматные фигурки на доске под светом настольной лампы, Бабенко поражался изысканной красоте. «Вот П. А. Карабанов-то порадуется», – потирал руки Федор Сергеевич.

В Музее Востока есть «дьявольские» костяные шары, которые в свое время поражали китайцев и гостей Поднебесной тем, что внутри одного шара находился другой – поменьше. Секрет заключался в том, что эти шары вырезались кривыми ножами.

А тут без всяких кривых ножей природа выдала такое чудо. Обманутые солнечным сиянием смолы, насекомые сели и прилипли к плоскости мира. Смола покрыла их новыми потоками и наслоениями. Самым крупным особям удалось вырваться, оставляя в живице крылышки и лапки. Другие тонули с головой в горячей патоке, и теперь Бабенко представлял, как выглядел мир насекомых за миллионы лет до его потуг вырваться из кипящей вокруг него мишуры жизни.

Насладившись заключенными в янтарь богатством природы, Федор Сергеевич стал рассматривать доску. Выточенная из какого-нибудь баобаба и инкрустированная ониксом, она напоминала усыпальницу знатного восточного вельможи, в которую, для охраны, напихали проглотивших мух истуканов-солдат.

Бабенко представил, как на обломанных ветках вечнозеленых сосен выделяется смола, как она постепенно застывает на поверхности дерева. Глядя на ониксовую зеленовато-коричневую мутную поверхность доски, он словно видел, как, набегая, волна за волной, море перемывает глинистый ил, полируя солнечные камни.

Позже, за добытый в «голубой земле» янтарь боролись голубая кровь и белая кость. Чтобы потомки помнили о величии своих королей и визирей, их усыпальницы отделывались драгоценными камнями.

«Вот и за эту доску, – горько ухмыльнулся Бабенко, – развернулась нешуточная борьба между сильными мира сего. Знают ли они, что их гробы подточит древесный жук, а их тела сожрет червь-трупоед? Потом эти же насекомые, заключенные в некогда еще жидкий сок деревьев, запросто попадут в цепкие лапы солнца. Борьба всех против всех, а побеждает сильнейший. Вот он, закон эволюции, но на самом деле круговорот всего живого в природе». И казалось бы, нет ничего вечного в природе. Но тут же природа проявляет дар бальзамирования и сохранения тел самых маленьких и беззащитных, живущих всего один миг, в сияющей вечности.

– Живица, как огненная белка в дупле, как душа деревьев, – захлопнул Федор Сергеевич набор. – Но, с другой стороны, янтарь – не дорогой драгоценный камень, чтобы из-за него развернулся весь сыр-бор. Ради чего тогда было сломано столько копий? Не ради стихов же?