Александра Маринина - Оборванные нити. Том 2

— Ничего себе! — присвистнул Глеб. — И часто такое случается?

— Какое — такое? Иголка в черепе? Часто.

— Нет, я не про иголку спрашиваю, а про то, что пока свидетели ничего не скажут, судмедэксперт ничего не может установить.

— Бывает, — кивнул Сергей. — Тут все от мастерства оперсостава зависит. Найдут обиженного — считай, дело раскрыли. Обиженные, друг мой, это вообще кладезь информации, необходимой для судебно-медицинской экспертизы! Вот был случай, когда мужику смерть от спонтанного разрыва почечной артерии с массивной внутренней кровопотерей поставили. Никаких следов насилия не выявили, вот и поставили. И что бы вы думали? Через несколько дней после вскрытия к эксперту пришла мать умершего и сообщила, что считает виновной в смерти сына свою невестку, с которой проживает в одной квартире. Якобы невестка давно уже позволяла себе драться и избивать тихого покорного мужа и его маменьку, даже дело возбудили против нее, но сын попросил прекратить, пожалел, дурак. Бабища — жуть впотьмах, больше 100 кг весом, да к тому же сильно пьющая. Свекровь-то в острые моменты к родственникам сбегала пожить на несколько дней, а мужу, бедолаге, деваться некуда. Он на агрессию жены никогда не отвечал. Так вот в один из таких острых периодов невестка сначала наносила удары кулаками в грудь лежащего на диване мужа, потом всей массой тела навалилась ему на живот и неоднократно прыгала на нем, говорила, что «отправит его на тот свет, и никто не установит истинную причину смерти». Ну, следак ее дожал, призналась она.

— Что, прямо так и призналась?

— Ну, не прямо так, — усмехнулся Саблин, — частично. Призналась, что била и прыгала. А умысел на лишение жизни отрицала, конечно, она хоть и дура, но не совсем. В общем, на срок ей хватило. А вот скажите-ка мне, Глеб Морачевский, вы зачем девочку спаивали, а? Сами не пили, я видел, а ей подливали. Нехорошо! Или виды на нее имеете?

— Да вы что, Сергей Михайлович! Какие могут быть виды на нетрезвую девицу? — в голосе Глеба послышалась плохо скрываемая брезгливость. — Я ей наливал ровно столько, сколько она сама просила. Я ей не сторож и не пастух, хочет пить — пусть пьет. Но вы же сами видите: она красивая девочка, и к ней наши опера все без разбора клинья подбивают. Если я рядом с ней сидеть не буду — обязательно кто-нибудь другой подсядет, и точно так же будет наливать, и она точно так же налакается и начнет засыпать. И что получится?

— А что получится? — поддел его Саблин, хотя, в принципе, уже и так понял, о чем хочет сказать сын Кашириной.

— Ну а то и получится, что или в пустой кабинет затащат, или завезут куда-нибудь на хату. Девке жизнь могут испортить. Жалко ведь. Она неплохая, глупая еще просто. А я ее доставлю домой в целости и сохранности.

— А сам, значит, ни-ни?

Глеб молча смотрел на него и не отвечал. Саблин вытащил новую сигарету, закурил и терпеливо ждал продолжения.

— Сергей Михайлович, — наконец заговорил эксперт, — вы меня простите, я ни в коем случае не имею в виду вас, и вообще… Но раз вы спросили — я отвечу: пьющий человек для меня не существует. И нетрезвая женщина никогда в моих глазах не будет женщиной. Она будет для меня просто существом в измененном состоянии, без половых признаков. Я вас не обидел?

— Да нет, — хмыкнул Сергей. — Мне, знаете ли, глубоко безразлично, существую я для вас или нет. Алкоголизмом я не страдаю, но выпить могу, причем немало, и порой делаю это с огромным удовольствием. А вы, стало быть, сами не употребляете?

Глеб отрицательно покачал головой.

— Никогда. И ничего. Ни капли.

— Принципиально?

— Именно. Не хочу находиться в измененном состоянии. Хочу чувствовать все натурально, так, как оно есть в жизни, как природой создано, как людьми устроено. Мне важна ясность сознания, понимаете?

Сергей кивнул. Он понимал. Но не понимал, как эти мысли могли зародиться в голове такого молодого человека. Сколько ему лет? Кашириной около пятидесяти, значит, ему лет двадцать пять, наверное, или чуть больше, во всяком случае, на тридцать он никак не выглядит. Татьяна Геннадьевна говорила, что он после института еще два года учился на допуски, да здесь почти год, значит, лет двадцать пять и получается.

Он внимательно осмотрел стоящего рядом эксперта, благо крыльцо здания горотдела было ярко освещено. Красивый парень, хорошо сложен, темные густые волосы аккуратно пострижены, приятное овальное лицо, цвет глаз при таком освещении разглядеть трудно, но похоже, что не карие, скорее зеленовато-серые. Четко очерченные красивые губы, точь-в-точь как у его матери, квадратный подбородок. Девицы, наверное, с ума по нему сходят. «И жалеют небось что непьющий, — с сарказмом подумал Саблин. — Непьющего-то хрен в постель утянешь, если он сам не захочет, так что окрутить такого мальчика вряд ли кому удастся. Повезло Кашириной с сыном, стыдится его ей не придется, может не переживать».

— Ну ладно, — он повернулся и потянул на себя тяжелую входную дверь, — пошли, будем караулить вашу спящую красавицу, а то и правда кто-нибудь позарится на это сокровище.

Глеб кивнул и шагнул следом за ним.