Надежда Зорина - Непойманный дождь

— Все! — улыбнулся ему Андрей. — Всю историю его болезни и возможные последствия.

— Диагноз я вам назвать не могу, не имею права, — хмуро проговорил Мельник.

— Понимаю, — Андрей опять улыбнулся, — врачебная этика. Ну что ж, и не надо, вы мне так расскажите, без диагноза.

— Больной поступил к нам в состоянии сильного возбуждения, вызванного длительным переутомлением. Постепенно нам удалось блокировать это состояние, ну и… — Доктор развел руками. — Собственно, никакого психического заболевания у Долинина нет, переутомление, одно только переутомление. — Он с подозрением посмотрел на Никитина. — Да! Ему категорически нельзя заниматься программированием, категорически нельзя, вы это учтите!

— Да я вообще-то не собирался заказывать ему программу.

— Нет, вы это учтите! Смерти подобно для его психики близко подходить к компьютеру! Светлая голова, да что там, гений, самый настоящий гений! Вы знаете, какой у него коэффициент интеллекта?! Но может погибнуть, может превратиться просто в… И тогда мы уже не сможем ему помочь. В общем, я категорически запрещаю! — Виктор Евгеньевич погрозил кулаком. Он вдруг так разошелся, что Андрею стало жутковато. Кто, интересно, не в себе — его больные или он сам?

— Понятно, понятно, — попытался успокоить Андрей разбушевавшегося психиатра и еле сдержался, чтобы не похлопать его по руке. — Лучше скажите, могут ли у Долинина быть навязчивые идеи, ну… какого-нибудь нестандартного характера?

— Навязчивые идеи? Нестандартного характера? — Психиатр расхохотался и откровенно враждебно уставился на Андрея. — Что значит нестандартного характера?

— Ну, разные. Например, над ним тяготеет вина за поступки, которые он совершил в прошлом или не совершал вообще.

— Над всеми людьми тяготеет какая-нибудь вина.

— Так-то оно так, но здоровые люди с этим справляются, а больной человек может решиться на какой-нибудь уж совсем… э-э-э… нестандартный поступок, преступный поступок.

— Все мы преступники! — провозгласил Мельник. — А что касается Ефима Долинина, я же говорю, уровень его интеллекта… Нет, не может он совершить преступление.

— Вы за него ручаетесь?

— Ну… — Доктор замялся. — А вы его в чем-то подозреваете?

— Пока просто проверяю различные версии, — уклонился от прямого ответа и Андрей. — А например, галлюцинации у него могут быть?

— Могут, не могут? — Виктор Евгеньевич подпер кулаком щеку, облокотился на стол. — Вы знаете человека, у которого никогда не было и не могло в принципе быть галлюцинаций?

Никитин хотел ответить, что, разумеется, знает, вот, например, у него… но, к счастью, не успел, потому что доктор ответил сам:

— Такой человек либо круглый идиот, либо начисто лишен воображения!

Ответ, достойный специалиста по психиатрии, ничего не скажешь!

— Видите ли, Виктор Евгеньевич, — попробовал подойти с другого конца Никитин, — сложилась одна довольно неординарная ситуация, в которой, возможно, замешан ваш пациент Долинин. Вероятно, мне придется вступить с ним в контакт. — О том, что уже вступал с Ефимом в контакт, Андрей решил умолчать. — Так вот, я боюсь повести себя неправильно, расстроить Долинина, вывести его из равновесия, ну или не знаю… Вы должны мне помочь, подсказать, как с ним себя вести…

— Обыкновенно, как с любым человеком. Я же говорю, Долинин совершенно нормален! Вы боитесь, что он вас укусит? Напрасно! Переутомление, одно только умственное переутомление, в остальном он совершенно здоров. Как мы с вами.

— Понятно, — неискренне согласился Андрей: насчет своего здоровья он был уверен, а вот насчет психического здоровья Мельника сильно сомневался. — Видите ли, Виктор Евгеньевич, пропал ребенок, маленький мальчик…

— Ах, и вы тоже?! — Психиатр отшатнулся от Андрея. — Меня уже терзали этим мальчиком, ничем не могу помочь! Ефим…

— Кто терзал? — насторожился Никитин.

— Кто? Не знаю, такой же наглец, как и вы, только он не представился. Ефим… Ему нельзя, слышите, — я запрещаю! — ему категорически нельзя возвращаться к компьютеру.

— При чем здесь компьютер?

— Ни при чем, я и говорю! Он должен как можно больше бывать на свежем воздухе, не заниматься умственным трудом, вообще никаким!

— Что именно спрашивал этот человек о мальчике?

— О мальчике ничего, он меня просто измучил! Он требовал, угрожал… даже предлагал деньги.

— А вы и от денег отказались? — с насмешливым сочувствием спросил Андрей. — Что он тре бовал?

— Требовал, чтобы Ефим вернул мальчика и чтобы я… А я не стал этого делать, потому что тогда произойдет необратимый процесс, его будет уже не спасти.

— Кого не спасти — Долинина или мальчика?

— Да оставьте же вы меня, наконец, в покое! — закричал психиатр так, что, наверное, и в коридоре было слышно. — Оставьте! — в отчаянии выкрикнул он еще раз, но тут спохватился, приложил ладонь ко рту, помолчал немного, успокаивая себя, потом посмотрел на часы и проговорил сдержанно, совсем другим тоном: — Ваше время давно истекло, у меня полный коридор больных, а я и так потратил на вас слишком много… До свидания.

И решительно прошел к двери, позвал следующего пациента. Андрею не осталось ничего иного, как попрощаться и уйти. Визит к психиатру не дал почти никаких результатов, только задал новую загадку: кто мог обращаться к Мельнику по поводу Антоши? Хотя… хотя загадка эта сама по себе, если подумать, несла все же некоторый результат: скорее всего, это был тот же человек, что и подложил диски, следовательно, диски подложил не Ефим, а кто-то другой. Но кто этот человек, кто? Отец Антоши, Гриценко-старший? Вряд ли. Он-то уж заставил бы этого неврастенического психиатра и деньги взять, и поверить в серьезность своих угроз. И потом, диски вот так, тайно, он точно подкладывать бы не стал, а обратился напрямую. Человек от матери Антоши? Тоже невероятно. Если Жанна Гриценко была бы в курсе, что Долинин причастен к похищению ее сына, она давно бы Андрею об этом сообщила. Кто же тогда? Посыльный Ефима? Но зачем, опять-таки зачем? Сделать игру более интересной, более сложной и запутанной? Нет, тут что-то другое.

А что, если это сообщник Долинина, перешедший на другую сторону? Совесть заела или решил получить двойной заработок — и с тех и с других? Вот это вполне вероятно.

Тоже не совсем сходится. Если он сообщник, то должен знать, где Антоша, и скрывать ему его местонахождение незачем. И уж совершенно нелогично ему было бы третировать психиатра. Этот человек явно не знает, где мальчик, и кровно заинтересован в том, чтобы его нашли. Значит, никакой он не бывший сообщник. Кто же тогда?

И что именно этот человек требовал от Мельника? На этот вопрос доктор не пожелал до конца ответить. Он требовал, чтобы Ефим вернул мальчика и чтобы Мельник что-то сделал. Что? Что может в данной ситуации сделать врач? Повлиять на своего больного. Почему же Мельник не захотел влиять? Может, все дело в том, как повлиять? Может, от Виктора Евгеньевича требовали, чтобы он применил какие-то запрещенные способы воздействия? А он отказался, потому что, несмотря ни на что, человек порядочный, во всяком случае, до известной черты: одно дело — торговля в регистратуре платными талончиками, совсем другое дело — настоящее преступление. Но если он порядочный человек, то почему не попытался повлиять на Долинина незапрещенными методами? Или пытался, но ничего не вышло?