Геннадий Скубилин - Записки следователя

С первых дней малышка испытал невзгоды. Но благоразумие и выдержка победили, плоду дали созреть, потом его спасли врачи, и вот ребенок лежит в коляске. С больничных будней малыш привык к поддаваниям, хотя и в лечебных целях, но эта новая тетя ему категорически была неприятна. Лицо ребенка налилось кровью, он недовольно заворочался, закряхтел. Тут-то и подсунула под него руку Валентина, когда он еще не успел пронзительно запищать.

Дважды Валентина оглянулась, прижав к плечу головку похищенного ребенка. Погони не было. Троллейбус стоял на месте, впуская пассажиров. Выждав, когда водитель для нее с малышом откроет переднюю дверь, воровка нырнула в салон. Сердце вырывалось из груди, билось резкими толчками, отнимались ноги.

Когда обратился к ней ревизор и попросил предъявить билетик, она от страха не могла вымолвить ни слова. Колотились зубы, будто в холодной лихорадке. Ревизор с опаской отошел в сторону.

Электричка тоже, как по заказу, стояла «на парах», готовая к отбытию. Вбегали в вагоны последние запоздавшие пассажиры. Валентина вскочила с ними. Ей уступили место. Она неловко и грузно плюхнулась на скамейку и стала думать только о ребенке: когда кормить, пеленать, как не простудить.

А настоящая мать ребенка теряла рассудок. Еще в магазине, охваченная смутным беспокойством, она решила выйти и посмотреть малыша. Но его не оказалось. Глаза ее моментально стали безумны. Такое было состояние, словно ее выбросили в море и она тонет. Ее волной окатило сумасшедшее подозрение: ребенок похищен. Но оставалась маленькая надежда: а вдруг это шутка ее родителей или родителей мужа.

Пока она их обзвонила — ушло время. Милиция начала поиск, а воровка выходила из электрички в Москве. Переезд с вокзала на вокзал, и Валентина оказалась в поезде, который вез ее домой. Билет был заранее куплен.

А Светлана с родственниками ошалело бегала по городу и отчаянно выпытывала у прохожих, не видел ли кто женщину с чужим ребенком? Теперь уже опасались за молодую маму. Она лишалась здравого смысла. Ее поступки выглядели безумными: она все время шарила руками в коляске, словно искала не ребенка, а его погремушку.

«Ну вот мы и дома, — со вздохом облегчения вымолвила Валентина, — отмучились. Надо будет его быстренько зарегистрировать. Справка из роддома есть. Назовем его Максимом».

Муж от счастья готов был Валентину с малышом подхватить на руки. Радости не было границ. Супруг любил возиться с малышом и пытался докопаться, на кого он похож. Ни мать, ни отца он не напоминал. Особенно отца. Изредка, потом все чаще мужа терзала ревность. Он даже стал следить, подсматривать, не встречается ли Валентина с настоящим родителем ребенка. Муж стыдился своего шпионства и мучился. Но годам к десяти он понял всю постыдность своих подозрений. Валентина честно выполняла супружеские обязанности. Да и Максим вроде бы приобретал черты и матери и отца. В какой-то части.

Чем дальше уходил в прошлое тот день, когда Валентина выкрала Максима из коляски у настоящей мамы, тем все задумчивее она всматривалась в меняющийся облик «сына».

Супруги радовались тому, что их доброта, щедрость, забота находят теплый отклик в сердце Максима. Взрослые люди берегли его как зеницу ока. Видели, что Максим мыслит пока сердцем, а, значит, больше у них было возможности искать в нем для себя нравственную благодарность, опору. Чувствовали, что развитый в семье мещанский уклад жизни еще более способствует их сближению с неродным сыном.

Но не станет ли он чуть позже копаться в родословной, осознанно искать истоки своей генеалогии? А мальчишка имел впечатлительную натуру. Часто и на работе, и дома, вдруг, сожмет сердце тоска и она поймает себя на мысли, что сковывают ее душу смятение и паника перед потерей своего «чада». И тогда безумно душили слезы.

Она боялась, что когда-нибудь нечаянно прорвется долго сдерживаемая правда о Максиме. И выдаст она сокровенную тайну, ту, что прикрыта самым толстым слоем вранья. Спохватившись от дурной мысли, она бурно начинала себя упрекать в малодушии.

Увы, предчувствия не обманули Валентину. Постоянное ощущение того, что она когда-нибудь потеряет сына, оказались не напрасными. Неясным чувствам тревоги, оказывается, стоило верить. Впрочем, пока что все это были нервы…

Все эти годы родители вели поиск похищенного ребенка, а Раиса, однажды потеряв бдительность, проболталась о делах Валентины своей задушевной подруге, та — другой, другая — третьей. И все — по чрезвычайному секрету.

И вот сотрудники уголовного розыска постучали в дверь двухкомнатной, прекрасно обставленной квартиры. Максим один был дома. Он позвонил маме в мебельный магазин, где та работала…

Валентину привезли с ребенком в тот город, в котором родился Максим. Светлана подняла душераздирающий крик, обхватила сына и стала обжигающе, резко, неприличными словами обзывать воровку. Потупился, опешил, растерялся Максим. Никак не мог сообразить, что происходит. Валентина твердила свое — это мой сын. А похож он был явно на Светлану… белокурые волосы, прямой греческий нос, мягкий взгляд карих глаз, овал лица.

Суд проходил при большом скоплении публики. Три дня решался вопрос, с кем оставить мальчика. У Светланы за эти годы родилось еще двое детей. Валентина бросалась перед ней на колени: «Оставь его мне, на твоей совести будет моя смерть. Давай поделимся, ему у меня лучше. Спроси сама». Мальчишка держался, похоже, ближе к Валентине.

Утро, когда они все шли на заключительное заседание суда, просыпалось ясным, солнечным, чудесным. Природа ликовала. В бледно-розовом свете утренних лучей рождался новый день… С кем же захочет остаться ребенок?

Оставались минуты до судебного разбирательства.

Обессиленный мальчик представлялся подбитой птицей среди взрослых людей, переполненных нервной энергией, одержимых негодованием. Ребенка перетягивали, словно канат. Нескладно и тяжело.

Для парнишки кончалось счастливое детство. Там, в другом городе, остались привычные школа, книги, одежда, инструменты, велосипеды, даже «Москвич». Но какой закон ради них оправдает воровку, совершит попрание истинных прав матери, которая не отрекалась от сына, а выражает единое целое с ним, хоть и менее удачливое материально?

Детская интуиция беспомощна. Как поступить? Не разочаруется ли Максим бедностью и многодетностью новой обретенной неожиданно семьи?

Однако долговечен ли будет, допустим, его покой теперь у Валентины, если он узнал, что верные родители другие, а эти — вероломные? Не вспыхнет ли тотчас в пробудившемся разуме и сердце парня трагедия обманутого доверия?