С. Птаха. - Городская магия

— Вы на вот это полюбуйтесь — тело уже никуда не убежит, а криминалист через пару минут приедет… — нетерпеливо воскликнул Сан Саныч и высыпал на стол содержимое большей картонной коробки, до этого стоявшей в углу.

— Да уж… — только и смог сказать Прокопеня разглядывая проколотые иглами восковые и тряпичные фигурки, пучки ниток, куски какой-то шерсти и косточки непонятного происхождения, свечные огарки с привязанными к ним волосом записками, надорванные и выпачканные фотографии и визитные карточки. Игорь Николаевич понял, что давешня косточка в пучке ниток происходила именно отсюда.

Костаньеда ловко извлек из кучи этого своеобразного мусора майорский погон, надрезанный посередине и перетянутый вполне профессионально свернутой из бельевой веревки удавкой.

— Нормально? А ведь привлечь даже как за покушение эту старую каргу очень сложно будет, — посетовал он, и продолжил, — а вот ещё…

Теперь в руках у него была визитная карточка упомянутого болезненного шефа местного ФСБ Мангуша проколотая двумя скрещенными цыганскими иглами.

— Можно работать в таких условиях? — он продолжал задавать риторические вопросы.

— Да о чем ты Сан Саныч говоришь! Какой там нормально работать! Вот перчаток одноразовых в Управе еле выпросил — и то, только по тому, что сказал для гостей, мол, наших столичных надо…

Местный эксперт-криминалист, которому принадлежала последняя реплика, взглянул на тело, почесал лысину и почти приветливо протянул Алу и Прокопени новенькие одноразовые перчатки, видимо мечтая хоть с кем-то разделить ответственность за приходящее:

— Чем же это его окатили-то? Кислотой, что ли какой? — и с интересом стал разглядывать тело.

Прокопеня страдальчески вздохнул — мазуты штатские — ну что с них взять?

— Это напалм, тело подверглось воздействию напалмом, вряд ли это было прямо здесь — так как пол и мебель совершенно не повреждены, — объяснил Игорь Николаевич.

Он ухмыльнулся, представив, как вытянулась бы физиономия карьериста Кастаньеды, узнай он, что в его возрасте Прокопеня уже был подполковником медицинской службы — и вполне самостоятельно принимал решения, а не лебезил то перед начальством, то перед полоумным уголовником! И решения принимал правильные, и задачи свои выполнял успешно, ещё и какие…

Преисполнившись гордости за славное боевое прошлое Прокопеня отошел от тела и решил открыть большой промышленный холодильник, не понятно для чего вмонтированный в одну их стен кабинета, и до сих пор не вызывавший интереса у местных сыщиков. И был сразу же наказан за так не вовремя нахлынувшую гордыню.

Из холодильника совершенно неожиданно и прямо на него посыпался песок. Огромное количество песка. Мелкого и желтого. Поток нарастал в геометрической прогрессии, горячей волной он сбил Игоря Николаевича с ног, накрыл с головой, сыпался за одежду, набивался в нос, рот, уши. Дышать становилось все тяжелее и тяжелее, песчаная масса давила на тело все более весомо, сознание меркло с каждым вдохом, пока не свернулась в крошечный гаснущий огонек какого-то уже не реального, а скорее потустороннего голубоватого света.

Глаза Прокопени распахнулись от резко ударившего в нос запаха, и он глубоко с наслаждением вдохнул воздух, как неожиданно спасенный утопающий. Лысый криминалист совал ему под нас баночку с нашатырем, а он сам сидел на все том же ламинированом полу рядом с обгоревшим телом. Никакого песка не было рядом и в помине. В самом же холодильнике, который так и стоял открытым, находилось только несколько трехлитровых банок с грязноватой, затхло пахнущей не то тиной, не то помоями водой и какой-то большей сверток белой ткани.

— Саван… — прошептал суеверный мужик в бронежилете у двери и снова перекрестился.

Ал, скептически поднял бровь, вытащил сверток и встряхнул. Это был не саван — а совсем наоборот — роскошная длинная и многослойная свадебная фата, прикрепленная к изящному венку из шелковых розочек. Фата была пыльной и испачканной, как будто её тащили по земле, но совершенно новой, к ней даже был прикреплен на тонкой ниточке какой-то ярлычок. Кастаньеда надел очки и стал рассматривать этот кусочек картонки.

— Ничего не понимаю… тут написано — Монаков — возврат.

— Может Монаков, её в магазине купил, а потом вернул? — поделился гипотезой криминалист, — посмотри, Сан Саныч, может там название магазина написано?

Кастаньеда перевернул картонку, ещё раз тяжело вздохнул и показал сначала Алу, а потом поднес к лицу Прокопени, который так и продолжал сидеть на полу. Картонка была небольшой фотографией. На снимке молодцеватые, и действительно очень похожие между собой Монаков и Звягин с двух сторон придерживали за талию смеющуюся девушку с взъерошенными по тогдашней моде волосами, которые почти полностью закрывали её лицо, а она шутливо их отталкивала. Надпись на фото гласила «Костику от Ростика, 1985 г.».

— А кто ж такой этот Ростик — удивился Игорь Николаевич, — у него тупо болела голова, а кровь продолжала громко стучать в висках, поэтому самостоятельно решить новую головоломку он был просто не в состоянии.

— Должно быть супруг барышни, — игриво подмигнул криминалист, — Монаков по этим делам очень известный специалист, а вот как там Митрич, ну Звягин очутился не понятно.

— Женщин высоких любит, вот чего, — со скрытой злобой выдохнул Кастаньеда. Действительно взъерошенная дама на фото была грудастой и высокой — её хохолок возвышался над головами довольно крупных Звягина и Монакова.

— Да уж точно, — согласился криминалист, — у Митры и первая жена была гром — баба!

— И отчего же он с ней расстался, — полюбопытствовал сентиментальный Ал.

— Да кто же его знает, — продолжал лысый, — видать не он с нею, а она с ним… Поговаривали, что уехала она куда то за границу, вроде бы в Германию, а потом в Аргентину… А тогда ведь как было — строго с этим! Чуть что оргвыводы. Вот и вылетел Митра из Прокуратуры в тот же момент. Но! Заметьте, криминалист поднял вверх палец, а потом ткнул им Кастаньеду в грудь — Не место красит человека, а человек место! На новой должности освоился, да так что прокурорским и не снилось! И уважение во всех кругах, и денег куры не клюют. Вот у таких людей надо вам учится! А то умные больно…

— А умного учить — только портить, — язвительно парировал Сан Саныч, — что делать с этим трупиком будем? Интересно — чей он?

— Ну, — вступил в разговор Прокопеня, — опознать его вряд ли удастся разве что если известно с кем сличать, сделать генетическую идентификацию, хотя это экзотика для наших мест, так что, если по простому — можно ещё по зубам попытаться.

Криминалист сразу же засунул в дырку, которая до сожжения служила трупу ртом, палец в новенькой перчатке. И удовлетворенно сообщил: