С. Птаха. - Городская магия

Однако сам Анатолий Дмитриевич, которого экзальтированная «бабушка Дарья» именовала не иначе как «Отцом», оказался человеком брежневской закваски — то есть веселым, хлебосольным, общительным и постоянно ностальгирующим о былом. Прежде всего, он обратил внимание Прокопени на образцовый прядок царящий вокруг, затем предложил чаю, поинтересовался степью развала государственной системы в столице и привычном извлек из сейфа бутылку коньяка. И после нескольких тостов общего характера, произнесенных на фоне причитаний бабушки Дарьи, на отрез отказавшийся от алкоголя и уговаривавшей мужчин последовать её примеру, перешел к своей проблеме.

Собственно проблема Анатолия Дмитриевича носила глобальный характер и состояла в том, что люди испортились. Испортились вместе с экологией, под дурным влиянием телевизора, Запада, разнообразных сект и шаманизма. Конечно, Анатолий Дмитриевич не был уверен, помнит ли Прокопеня по молодости лет, то прежнее, славное время. Раньше в мире существовал порядок, который присутствовал во всем — рабочие становились сперва инженерами, потом главными инженерами, а потом директорами, продавцы становились сперва заведующими отделами, потом директорами магазинов, и лишь потом начальниками трестов и баз, лейтенанты становились старшими лейтенантами, а только потом, набравшись житейской мудрости и седин дорастали до полковников, и то далеко не все. Да и преступность была иной — детишки рождались в неблагополучных семьях, потом попадали в колонию для малолетних, потом на так называемую «зону», и только потом, после многих «ходок» и судов, и опять же не все, обретали квалификацию рецидивиста, и сопутствующее ей людское уважение. А о том, что бы субъект 25 лет от роду, будь он хоть семи пядей во лбу, сознательно выбирал себе на досуге статьи УК по которым можно «стать» рецидивистом, да ещё и особо опасным, и в страшных снах никому не снилось.

И тому были причины. Ведь чем были занят ум того, прежнего уголовника? Что извлекал из его тумбочки сотрудник ИТУ? Фотографию любимой девушки на пляже в Сочи, письмо старушки матери из деревни, стихи неизвестного автора! Ну, в худшем случае — потрепанный томик Солженицына — так это было уже ЧП, за которое можно было запросто лишиться погон, да пожалуй, и партбилета…

— А что теперь? — Анатолий Дмитриевич лихо откупорил новую бутылку «конины», и с отчаянием покачал головой, — Шаманы — наркоманы, Тальтеки Шмальтеки, Вуду — Муду! Вот до чего дожили! — он наклонился и брезгливо извлек из недр сейфа и бросил на поверхность стола книжку в знакомой обложке. Прокопеня поежился. Конечно, он сразу же узнал её — пресловутая «Городская магия», автор Прокопеня И.Н. — то есть он сам…

Поток сознания Анатолия Дмитриевича был так силен, что незаметно смыл из кабинета бабу Дусю, а затем перенес самого рассказчика и его гостя в один из ресторанов города Н. — впрочем, довольно тихий и уютный. Если опустить лирические отступления, скабрезные шутки и нецензурные слова, произнесенные во время этой длинной и красочной беседы, то осталось следующее. Некий лихой молодец возмечтал о том, что бы стать рецидивистом, и с целью получить означенную квалификацию учинил бунт в какой-то колонии, но его блестящая карьера авторитета почти что оборвалась, когда он попал в учреждение, процветающее под мудрым руководством Анатолия Дмитриевича. Поскольку Анатолий Дмитриевич, которого Прокопеня про себя окрестил «папой Толей» за отеческое отношение к окружающей действительности, сторонник традиций и вообще строгого нрава, строптивый тип стал объектом дисциплинарных мер. (О характере мер Игорь Николаевич любопытствовать воздержался из-за присущей ему врожденной деликатности).

И вот тут-то для папы Толи, успешно перевоспитавшего не одно поколение бандитов и прочей мрази, и начался «настоящий кошмар». Прежде всего выяснилось что негодяй этот запросто впадает в состояние при котором совершенно не испытывает боли, и вообще теряет связь с внешним миром — транс — вот как это безобразие называется! — век бы не знать, да вот довелось, — посетовал Папа Толя.

— Да в добавок, — папа Толя оглянулся и перешел на доверительный шепот может летать… ну не летать, а как же это охарактеризовать-то… парить — в общем, находится в воздухе без внешней опоры. Конечно, звучит это довольно странно и даже глупо, но папа Толя неоднократно наблюдал это загадочное явление, причем не один, а в присутствии очевидцев — сотрудников колонии, врача из медсанчасти, своего заместителя и даже Кастанеды. (При упоминании имени великого латиноамериканца Прокопеня привлек все внутренние резервы, для того, что бы сохранить на лице серьезное выражение искреннего сопереживания папы Толиным бедам).

— И кому расскажешь про такое, и кто поверит, кто поможет? — посетовал папа Толя.

После таких событий Анатолий Дмитриевичу, конечно, ничего не оставалось, как передать социально опасного субъекта в руки медицинских работников для признания невменяемым. Что б и речи не шло ни о каких дальнейших квалификациях! — сурово подчеркнул дальновидный папа Толя. После пары месяцев пребывания в специализированной лечебнице, зловредный субъект впал в кому, и был срочно выписан, дабы не портить показатели образцовой больниц фактом своей кончины. Тут-то подлая натура поклонника «Городской магии» и проявилась во всей неприглядности.

Вместо того, что бы с миром упокоится, или, обрадовавшись выздоровлению, заняться честным трудом, тип нанял адвокатов и начал сточить письма в прессу, падкую на дешевые сенсации, и разнообразные инстанции, подобные «Международной амнистии», в которых жаловался на жестокое обращение и суровые условия содержания, лишившие его здоровья — физического и душевного. Папу Толю просто измучили разнообразные комиссии, проверки и инстанции. Но, и с этими тяготами Анатолий Дмитриевич успешно справился бы — ведь, он человек старой закалки, с любым найдет общий язык!

Так нет же — теперь пресловутый Сергей Олегович Головатин — именно так зовут неугомонного экс-уголовника — сколотил общественную организацию, нанял каких-то заезжих политологов и проталкивает в депутаты своего адвоката бывшего следователя областной прокуратуры Костика Монакова. Разгильдяя, бабника и двоечника — между прочим. Папа Толя может с полным правовом так говорить, потому что знает Костика с молодых ногтей, и в академии УВД их даже путали из-за внешнего сходства — ан, поди ж ты… Выдвигаются вот в депутаты по одному и тому же округу. Ну и конечно, Кастанеда, насмотревшись американских фильмов про окружных прокуроров и начитавшись поучительных статей в сомнительных газет, с дружками из продажной молодой генерации, всему этому безобразию потворствует! — папа Толя громко стукнул по столу ладонью, как бы поставив последнюю точку в своей печальной истории.