Оксана Обухова - Мисс Марпл из коммуналки

Разозленная Надежда Прохоровна шла проторенным Нурали Нурмухаммедовичем путем.

Этот путь в течение последних месяцев Надежда Прохоровна не раз наблюдала из окон, когда Нурали Нурмухаммедович несся с работы развешивать во дворе детские пеленки. То и дело видела – мелькают под окном оранжевые канты на черных штанах, спешит хороший муж Алиев, и всегда – одним и тем же путем: через дворы, наискосок, от рынка. Смотрела и думала: «Хороший мужик Гульнарке достался».

Сегодняшние мысли Надежда Прохоровны от одобрения таджика были очень далеки. Сосредоточенно уминая новыми ботинками павшую листву на асфальте, она рысила к рынку возле метро и раздраженно бормотала:

– Ну, я вам покажу! Я вас всех на чистую воду выведу!

Кому и что собиралась показывать Надежда Прохоровна, пока понятно не было. Курящий дух хоть и обрел материализацию, но полной идентификации не получил. Но факт того, что хитрая Гульнарка кого-то прячет – и в постель кладет! – добавлял энергии и наполнял душу бабы Нади праведным негодованием.

«Ишь, моду выискали – людям голову морочить! Где эдакое видано – муж еще на кладбище не упокоился, а жена уже хахаля в постель укладывает!

Найду негодника! Найду и Леше позвоню, пусть документы как следует проверит и к стенке подопрет. А то мертвяков своих по дому раскидывают, честным людям от них житья нет!»

В том, куда торопился сегодня утром неизвестный в черной куртке, у бабы Нади сомнений почти не было. Путь у «курящего призрака» был только один – через дворы на рынок. Если б он к метро пошел, то отправился бы левее, там выход из подземки гораздо ближе. А так – на рынок.

Но где в точности искать негодника с оранжевыми кантами, доподлинно Надежда Прохоровна не знала. Рынок большой, но начинать, как мудро рассудила баба Надя, следует все-таки с мясных рядов.

Нынешней весной, на майские праздники, ходила баба Надя на рынок за мясом. (В этом месте, кстати, нелишним будет заметить одну занятную деталь. Вспоминая о встрече с соседом в мясных рядах, Надежда Прохоровна определяла время события как «майские праздники», несмотря на то что Пасха текущего года прошла в череде этих самых празднований. Но прожившая большую часть трудовой жизни при строительстве коммунизма баба Надя привычно пользовалась календарем приснопамятных «строителей» – атеистов, где красным цветом отмечены отнюдь не церковные праздники. Начало мая для бабы Нади было привычно ознаменовано первомайской демонстрацией, а совсем не крестным ходом…) В тот день Нурали приметил в рядах покупателей знакомый алый берет, сделал соседке знак следовать за ним и отвел в служебное помещение, где на цинковых столах лежали коровьи туши, на крюках висели розовые поросячьи тельца.

Там он выбрал для Надежды Прохоровны наиболее привлекательную филейную часть, отвесил с походцем и от себя добавил круг домашней колбасы с пожеланием хороших праздников.

Надежда Прохоровна выгодным знакомством больше не пользовалась – с возрастом, вообще, все больше на рыбу и курятину перекинулась, – но путь и обстановку подсобных помещений запомнила хорошо: там никто ни на кого внимания не обращал. Все были заняты своим делом: смуглые деловые люди подтаскивали к разделочным колодам туши, рубщики ловко орудовали огромными топорами, мужики в замурзанных халатах и фартуках катили из холодильников низенькие груженые тележки. Работа на праздники кипела.

В сегодняшний будничный день на рынке пустота. Румяные женщины в опрятных белых халатах неторопливо (и обманчиво) раскладывали на прилавках аппетитные куски с наиболее выгодных сторон, за их спиной скользили деловые смуглые люди, на бабушку в модной черной кепке обращали внимание. Покупателей было немного.

Надежда Прохоровна прошлась вдоль рядов туда-сюда раз пять, и внимание это несколько умерилось. «Черная кепка» к товару не приценивалась, на призывы не реагировала и вела себя так, словно назначила кому-то встречу и поджидала приятельницу.

Только шею так странно вытягивала, когда за белыми халатами возникал какой-нибудь мужчина, и смотрела почему-то не в лицо ему, а ноги разглядывала. Присматривалась и отходила дальше.

Надежда Прохоровна искала на смуглых людях брюки со знакомыми оранжевыми кантами, выглядывающие из-под форменных халатов. Искала и не находила.

Пока.

Большой крытый павильон мясных рядов постепенно заполняли покупатели. В основном это были немолодые женщины – всё кумушки-ба-бульки, поставленные домочадцами на хозяйство, но встречались и расфуфыренные дамочки при шубах и бриллиантовых перстнях. Странная особенность – наверное, только в России (ну, может быть, еще в Италии) на продуктовых рынках появляются особы в норковых шубах, увешанные бриллиантами. Отирают меховыми обшлагами мясные прилавки, тыкают в куски пальчиками в увесистых перстнях, вязнут тонкими каблучками в каше из окурков, снега и прочей грязи… И вот когда одна из таких молодок появилась в мясных рядах и стала привередливо ворочать вилкой кусок баранины – завистливое внимание всех прочих «белых халатов» принадлежало только ей.

Надежда Прохоровна ловко юркнула в щель между прилавками, в два шага добралась до двери в подсобку и оказалась в полутемном разделочном цехе.

Рубщики мяса уже выполнили назначенный утренний фронт работ – заполнили прилавки продукцией. И теперь, судя по оживленному нерусскому гомону, доносящемуся из хорошо освещенного коридора, куда вела широкая дверь с противоположной от бабы Нади стороны, устроились на краткий – а может, и длительный, как торговля пойдет, – отдых.

Надежда Прохоровна, по правде говоря, оробела. Прижала к груди матерчатую хозяйственную сумку и какое-то время, прислушиваясь и обвыкая, стояла невдалеке от входа. Экономные хозяева рынка повыключали во временно бездействующем цеху яркое верхнее освещение, только две длинные светящиеся палки помигивали на потолке и роняли голубоватый мертвенный свет на розовые и темно-бордовые туши.

Большие колоды стояли как плахи с воткнутыми топорами, от резкого запаха крови немного мутило, Надежда Прохоровна замерла среди развешанных свиных туш и, пугливо озираясь, вслушивалась в нерусский разговор.

Пока он вроде бы не приближался. В людскую речь вплетались звуки заунывных восточных мелодий из магнитофона, шагов из далекого коридора не доносилось; баба Надя осмелела и, мысленно перекрестившись, стала осторожно обходить испачканные кровью столы, двигаясь к коридору напротив.

Страх нагоняли свиные туши, совсем неаппетитно демонстрирующие вспоротые животы, ошметки внутренностей чернели в голубоватом свете пугающими горками на железных столах, на топоры Надежда Прохоровна старалась не смотреть. Хотя ножи ей попадались повсеместно и страху нагоняли – до вставших дыбом волосинок!