Оксана Обухова - Боже мой, какая прелесть!

– Эй! – чуть громче позвала я. – Хватит памятник изображать.

Встала, подошла к Антону и села перед ним на корточки:

– Давай говори, что случилось.

Ребенок молчал. Смотрел мимо меня в окно, и этот взгляд – неживой, сугубо внутренний – начинал пугать.

Антона следует растормошить, поняла внезапно. Выбить из этого состояния.

Я встала прямо и, сказав «у меня есть кое-что для тебя», отправилась в гараж. (Может быть, когда я оставлю его одного, он хотя бы расплачется и перестанет смотреть так жутко?!) Достала из тайника-канистры мешок с часами, принесла их в гостиную и, поставив перед гостем на стеклянный столик, произнесла:

– Вот. Это часы с отпечатками пальцев Конова лова. Он оставил их, когда переводил стрелки на двадцать минут назад и обратно. Я это заметила, так что, когда предъявим часики твоему лейтенанту, никаких сомнений уже не окажется. Сцапают мерзавца. Понял? – Я нагнулась и заглянула мальчику в глаза.

Там не было жизни. И даже мысли не проскальзывали.

– Так, ладно. – Я разогнулась. – Не хочешь сам звонить, позвоню я. – И пошла к тумбочке возле входной двери, где лежал клочок бумаги, исписанный капитаном Стрельцовым. – Мне все равно позвонить велели…

– Нет! – крикнул мне в спину Антон. – Нет, не надо, не звони!

Я резко повернулась.

Широко распахнутыми глазами Антон смотрел на меня секунд пять-шесть, потом скривил лицо, зажмурился и из-под крепко стиснутых ресниц внезапно полились слезы. Обильные и крупные. Они стекали по щекам, капали на грудь, но мальчик не пытался ни скрыть их, ни утереть. Сидел стиснув губы и веки и, задерживая дыхание, беззвучно плакал.

Я подскочила к ребенку, потрясла за плечо и, впихнув силком сквозь сжатые пальцы чашку с остывшим чаем, заставила сделать глоток:

– Пей, Антоша, пей. Надо успокоиться и пере стать реветь.

Глоток за глотком, проталкивая воду через сопротивляющееся горло и захлебываясь, мальчик выпил все до дна. Я перехватила чашку, вернула ее на стол и, сев рядом, обняла за плечи маленького гостя.

– Ну, ну, успокойся. Скажи, что случилось?

– Он… они… – всхлипнул мальчик. – Они к мамке приходили…

– Кто – они, Антоша? Кто? – потряхивая парнишку, я не столько утешала, сколько взбадривала.

– Они… они… Я не знаю! Они пришли, сказали: отдай диск с информацией и письмо! Отдай! А мамка ничего не знала! Ей плохо стало! Ее в больницу увезли! – Мальчик почти кричал, и злая растерянность высушивала слезы. – Я убью их! Я их всех, гадов, убью!

Конечно. Что еще может пообещать плачущий ребенок каким-то далеким виртуальным врагам? Только убить их всех.

Я не нашла ничего лучшего, как только вставить:

– А давай убьем их вместе?

Серьезно так сказала, убедительно.

Антон оторопело посмотрел на меня и хлюпнул носом.

Не исключено, что я нашла единственно правильные слова, заставила его задуматься – ты, Саша, смеешься надо мной или бредишь? – и хоть на время вынырнуть из слез и причитаний.

– Ты кока-колу будешь? – спросила так же серьезно.

– Что? – моргнул пацанчик.

– Я говорю: ты кока-колу будешь? У меня пара баночек в холодильнике завалялась…

– Буду, – растерянно кивнул Антон.

– Ну вот и ладушки, – проговорила я, вставая. —

Сейчас холодной водички выпьешь, совсем успокоишься и расскажешь мне все по порядку.

Маленький взрослый мужичок тянул ледяную воду через толстую соломинку, морщился – от холода ломило зубы и скулы – и выглядел на самом деле взрослым и сосредоточенным.

Я в тот момент говорила:

– Давай, Антон, поступим так. Ты мне расскажешь в деталях, кто и почему приходил к твоей маме. Что требовал отдать. Начнем с того – принадлежала ли эта вещь твоей тете Лизе?

– Да, – кивнул мальчик.

– Тетя Лиза взяла то, прости, что ей не принадлежало?

– Нет-нет, – суматошно замотал вихрами Антон. – Тут другое. Лиза чужих вещей никогда не брала!

– Тогда – что? Это как-то связано с ее гибелью?

Я не знала, что может быть известно одиннадцатилетнему ребенку о гибели родственницы, и тянула правду из него клещами. Подстегивала наводящими вопросами, себе казалась золотником, вычерпывающим из ямы дерьмо и совсем не рассчитывающим найти на дне золотую монетку.

Но оказалось, я зря переживала. Рано повзрослевший мальчик был способен удивить не то что ассенизатора, но даже многоопытного милиционера. Слушая Антона, я начинала понимать, почему лейтенант Сережа отправил мальчика добиваться правды. Мышление у хоккеистика было совершенно не детским. А взгляд и слух острыми, все подмечающими.

Поставив опустевшую банку на стол, Антон начал рассказ:

– У Лизы был друг Вадим. Точнее, не друг, а так… работали вместе. И вот он пропал…

Слово за словом, вопрос за вопросом передо мной вырастала чужая жизнь. Жизнь девушки Лизы, влюбившейся в женатого мужчину Анатолия Андреевича. Они встречались на работе – Елизавета работала главбухом в центральном офисе Коновалова – вечерами, два раза в неделю, он приезжал к ней домой.

Замуж Лиза так и не вышла. Связь длилась восемь лет.

А примерно полтора месяца назад Коновалов уволил любовницу с работы. И на ее место поставил другого бухгалтера, Вадима Суходольского. Парня молодого, амбициозного, но к Елизавете относящегося с пиететом.

И вот однажды вечером, было это дней десять назад, Вадим пришел к бывшей начальнице домой. Принес какой-то диск и сказал: «Крутит что-то уважаемый Анатолий Андреевич. Переживаю я, как бы он меня крайним не сделал. Возьмите, Елизавета, диск и, если со мной что-либо случится, отнесите в милицию».

– А откуда ты все это знаешь? – перебила я в этом месте Антона.

– У нас стены тонкие. А тетка рассказывала все это мамке по телефону. Ну я и… услышал… Тетя Лиза еще потом, когда Вадик пропал, мамке снова звонила и говорила: значит, любит, мерзавец, если меня подставлять не захотел, заранее уволил. Вот.

Бог мой, и чего только не услышат детские уши?!

Мы думаем, они еще малыши, говорим иносказательно, намеками, а детки ловят на лету каждую букву. И нюансы с любовными переживаниями, и намеки на финансовые махинации. Послушать Антошу – так все предельно ясно: шеф закрутил роман с бухгалтершей, потом, перед тем как проворачивать какую-то аферу, уволил ее, чтобы не подставлять когда-то близкого человека.

Кое-что я додумала сама, кое-что поняла из намеков Антона, но ситуация в целом выглядела очень некрасиво. Пропавший бухгалтер Вадик не зря учуял запах жареного и принес Лизе диск с рабочей информацией. Буквально через день он перестал отвечать на телефонные звонки. Как в воду канул.

И Лиза – обиженная брошенная любовница – не придумала ничего лучшего, как встретиться с неверным возлюбленным и высказать ему все в глаза. Можно сказать, плюнуть в них. И только после этого идти куда-то с дискетой.