Оксана Обухова - Боже мой, какая прелесть!

Или я перестраховываюсь?

Я посмотрела в зеркало: мальчик сполз вниз на сиденье – только вихор победно торчит из прорехи в бейсболке – и сидит тихохоньким мышонком. Смотрит, как в окне пролетают верхушки деревьев и крыши грузовиков. Его губы шевелятся, как будто он напевает песню или разговаривает с кем-то внутри себя.

Неужели у кого-то поднимется рука на такого мальчика?!

Поднимется, подумала сурово и утопила педаль газа в пол. Когда спасают шкуру, скидок на возраст не делают.

Я пошарила в кармане спортивного жилета, достала мобильный телефон и нашла номер Виктории Рубпольской. Сейчас поговорю с подругой, условлюсь о встрече – идти напрямую к Сереже я все же не решалась, – довезу мальчика до дома и оставлю взаперти.

Сама поеду кланяться в пояс и слезно молить о защите сирых, убогих, малых возрастом и духом.

Приятный женский голос сообщил, что телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Я тихо выругалась, – по моим представлениям, Викуся должна быть с детьми на даче, – и набрала номер ее городского телефона.

Длинные гудки неслись минуту с лишним, трубку никто не взял, и даже автоответчик не захотел включиться в разговор.

Где ты, Вика?! Ау!

Антон боролся со сном, ерзал на сиденье и не позволял телу принять сонно-удобное положение.

Бедный малыш!

Терпи, Антон, терпи! Скоро поселок, придется съезжать с дороги и прятать тебя в багажник. У дома меня мог встретить Коновалов, нельзя, чтобы он видел нас вместе. Нельзя! Даже если он не знает тебя в лицо, его бандиты наверняка прихватили из дома фотографии. Антон, он знает, как ты выглядишь!

Но машина, как назло, въехала в медленно ползущую пробку. До съезда к деревеньке, через которую, обогнув автостраду, можно попасть в наш поселок, оставалось еще несколько километров.

Так, может быть, не нервничать, а дать мальчишке немного поспать?

Но Антон все решил за меня. Протер глаза не слишком чистыми кулаками – могла бы напомнить ребенку, чтобы вымыл руки, когда были в квартире, он как-никак по крышам и за мусоропроводом лазил! – и, зевнув, привалился щекой к переднему сиденью.

– Застряли? – спросил.

– Угу, – кивнула я. – Но это не надолго. Потерпи.

– А я ничего, – соврал парнишка, – я в порядке. – И снова зевнул.

– Антон, а как получилось, что твоя тетя Лиза живет в Москве, а вы с мамой в Ярославле? Лиза родная сестра мамы?

До этой минуты я опасалась задавать мальчику вопросы о семье, боялась напомнить ему о трагедии. Но сейчас любопытство посчитала оправданным. Пусть взбодрится.

И в общем-то не ошиблась. Теперь Антон говорил о тете спокойно:

– А Лиза приехала за бабой Дуней ухаживать.

Баба Дуня старшая сестра нашей бабушки. Ее па рализовало, Лиза к ней приехала, ухаживать, – и вдруг нахмурился. – Она этого гада еще в Ярике встретила. Работала на нефтеперегонном заводе, а этот гад к ним приезжал.

Понятно. Ярик – это Ярославль, гад – Коновалов, осваивающий нефтеперегонный бизнес.

– И он ее сразу на работу пригласил?

– Да. Мама говорит – сманил. Вначале тетя Маша к Дуне собиралась. Она на пенсии, еще в сорок пять по сетке вышла. Работала на шинном во вредном цеху… И хотела ехать. А тут этот гад!

И это тоже многое объяснило. И явную неухоженность квартиры, и специфический запах, надолго остающийся в доме даже после кончины лежачего больного. И пустая, готовая к ремонту комната…

Лиза думала, у нее много времени впереди. Она уволена, собиралась заняться ремонтом, до которого раньше руки не доходили, да и возможности не было. Какой ремонт с парализованной бабушкой в комнате!

Но не успела. Неправильно вычислила степень подлости бывшего возлюбленного.

– Антон, а вот подумай. Кому, кроме твоей мамы, могла Лиза передать письмо и диск? —

И добавила вполголоса: – Если они вообще существуют…

Но Антон услышал:

– А почему ты решила, что они не существуют?

– А потому, что Коновалов пошел на убийство, – сказала, перестраиваясь в правый ряд, и посмотрела на мальчика в зеркало. – Прости. Но он почему-то не совсем поверил твоей тете, решил, что она блефует. Иначе не отважился бы ее сбить. Понимаешь?

– Нет, – честно сознался форвард. – Письмо-то он ищет. Почему?

– Думаю, перестраховывается. Натворил дел в горячке, а теперь концы подчищает. Подруги у твоей тети были?

Антон отвалился назад на сиденье, почесал лоб под бейсболкой и сказал:

– Нет, подруг у Лизы не было.

– Совсем?

– Совсем. Только гад.

Какая печальная картина Лизиной жизни вырисовывалась: молодая женщина, привязанная к парализованной родственнице и женатому мужчине. Она видит его на работе, ждет его вечерами, ухаживает за лежачей больной, и некому пожаловаться.

Только сестрам по телефону, поскольку на походы к подругам в гости просто нет времени. И желания. И сил. Нет времени и сил дружить и тратить душу на кого-то еще…

Коновалов, видимо, знал об этом. И потому вначале не поверил. Или поверил, но решил, что легко добудет письмо у больной сестры в Ярославле…

Он вообще много знал о семье Антона. Вон как быстро его маму нашел.

– А твоей тете Маше Лиза ничего не могла оставить?

– Маше? – хмыкнул пацанчик. – Она у нас вообще ку-ку. Все по колдунам бегает, этот… «венец безбрачия» снимает. – И зевнул: – Совсем чокнутая.

– А ты у нас, значит, насквозь современный парень? – усмехнулась я, глядя на маленького форварда в зеркало. – В колдовство и проклятия не веришь.

– А чего тут верить-то? – спокойно возразил мальчик. – Папка пить начал, мамка его и бросила. Лиза в гада втюрилась… Тетя Маша… с тараканами, кто с ней проживет… – И добавил рассудительно, судя по всему, повторяя чьи-то слова: – Это жизнь, Саша, а не колдовство. Но тетка говорит: «Сглазили нас, девушки».

– Понятно, – невесело усмехнулась я и съехала с автострады.

Хорошая у меня компания. Я – Барби-переросток, сопливый нигилист-форвард, подтянем Рубпольского, совсем весело станет.

«Ягуар» я завела в свой пустующий гараж. Отдавать его Коновалову и трепыхаться не имело смысла. Только насторожу. И прежде чем вынимать Антона из багажника, бдительно опустила до пола гаражные ворота, поскольку наш внешний двор и внутренности гаража отлично просматривались из окон коноваловского дома.

Антон легко выбрался из машины, я осмотрела его критически и произнесла тоном, не допускающим возражений:

– Так, друг ситный. Давай-ка залезай в ванну и мойся как следует. Ты грязный, словно беспризорник, такого чумазого я тебя в чистую постель не положу. – Взяла его рюкзачок, повела в дом через внутреннюю дверь гаража и добавила тем же тоном: – И не филонить! Отодрать шею за ушами. Руки мочалкой. Ногти подстричь. – Потом задумалась на секунду и смилостивилась: – Или нет. Ногти завтра подстрижешь. Мыться и спать. Понял?