Оксана Обухова - Ставка на проигрыш

Повспоминав немного китайцев, я вернулась к прежним размышлениям и первым делом задала себе вопрос: «А почему, собственно, ты, Софья, априори исключила из списка подозреваемых восемь китайских мужиков?» Четверо из них прекрасно проходили по росто-весовым показателям, замазать гримом желтоватый цвет лица, спрятать раскосые глазки под очками, прикрыться париком, и – опа! – перед нами «клетчатый» шпион в полных сто семьдесят пять сантиметров роста.

«Но они прибыли всем колхозом из Шереметьева на автобусе».

А интересы государства? Китайского, разумеется. Именно на голову представителей КНДР в последнее время чаще всего сыплются упреки в научно-техническом шпионаже. У китайцев нет времени свою науку практически с нуля поднимать, – фундаментальная научная школа, как известно, штука серьезная, она десятилетиями создается, – а им двигаться вперед, догонять надо. Семимильными шагами и пятилетками.

Так что… Могли они всей толпой одного шпиона прикрыть?

Более чем. И выглядит это куда как логично. Звонок по мобильнику: «Мы подъезжаем». И «клетчатый» несется вдоль воды к верным товарищам и просто партийцам.

Тьфу ты, напасть какая! Что же мне теперь еще и об одиннадцати, нет, четырех китайцах думать?! Да они для меня все на одно лицо! (Кроме министра. У него вид внушительный и брюхо.)

Не-е-ет, с размышлениями надо завязывать. Как ни увлекательна, как ни занимательна игра – угадай, кто шпион? – пора завязывать. Иначе все запутаю и пущусь подозревать Назара Савельевича…

Я встала с шезлонга, потянулась и, взглянув на часы – 11.32, – отправилась с визитом в каюту номер четыре. Мадам Марченко уже третий день носа оттуда не кажет, пора проявить женскую солидарность и проведать «утопленницу».

На ручке двери в каюту не висела многоязыкая табличка с просьбой не беспокоить, поэтому я отважно побарабанила по двери, услышала из-за нее: «Входите, не заперто!» – и сунула нос в щелку.

– К вам можно? – спросила с улыбкой.

– Ну… да, – отозвалась Инесса Львовна и запахнула на груди тонкий шелковый халатик.

Зона декольте мадам Марченко несла на себе признаки втаскивания бесчувственного тела в спасательную шлюпку – несколько подсохших царапин в зеленовато-желтом обрамлении.

– Простите, что я так, без приглашения, – заюлила я. – Но так скучно…

– Да-да, проходите, – уже более обрадованно заговорила женщина. Кстати, ее мужа я еще всесторонне не прикладывала к кальке «клетчатого» шпиона. – Прошу садиться. Чай, кофе?

– Минеральной воды без газа, если можно, – все так же лучезарно скалясь, промурлыкала я. – А у вас мило…

В каюте был жуткий бардак. Добровольно изолированная мадам Марченко, скорее всего, только сегодня сняла с двери табличку «Не беспокоить» и отважилась встретиться смущенным лицом с образцовой прислугой.

– Какое там, – отмахнулась мадам и соврала: – Два дня голова болит. Лежу тут, лежу… Все сил нет вещи по шкафам разбросать.

Лежала, надо сказать, Инесса Львовна с большими удобствами. На тумбочке возле кровати стоял разоренный поднос весь в фантиках от конфет и банановых шкурках, на смятой постели обложкой вверх валялась раскрытая книга. На обложке картинка: мускулистый брюнет сжимает в объятиях нежную блондинку, а вокруг пальмы, пальмы, кипарисы.

– Хотите, я принесу вам таблетку пенталгина?

– Не стоит, – метнулся взгляд Инессы Львовны, – спасибо. Вас, кажется, Софья зовут?

– Да.

Марченко выпрямилась во весь свой внушительный рост – она дама в теле, выше меня на пару сантиметров – и улыбнулась очень хорошо. Приятно так, открыто:

– А я Инесса. Без отчеств. Договорились?

Женщины, способные в пьяном виде свалиться за борт, всегда вызывали во мне искренний интерес с толикой пугливого уважения. Такие не то что коня на скаку остановят и любого мужика перепьют, но еще и бизнесом, как правило, руководят лихо, без всяческих истерик и скидок на маникюр.

– Шампанского хочешь?

– В одиннадцать утра?! – поразилась я.

– Ну, тогда и мне рано, – легко согласилась Львовна. Села в кресло напротив, закинула ногу на ногу и ухмыльнулась во весь рот. – Ну, давай. Рассказывай.

– О чем?

– Какие впечатления оставило мое пике за борт?

– Ммм… обширные, – в том же шутливом тоне ответила я. Инесса начинала мне нравиться все больше и больше.

– Представляю. Сплетничают?

– Нет. Народ занят бизнесом.

– Ага. Ну ладно. Сегодня за ужином погляжу. Конфетку хочешь?

Несмотря на «пике», энергия била из Львовны ключом. За двести секунд моего пребывания в каюте мне предложили: чаю, кофе, шампанского и конфету. Через двадцать минут меня сытно накормят и книжку вслух почитают.

– Спасибо, – рассмеялась я. – Только что чашку сладкого кофе выпила.

– Тогда лакай свою минералку. Погода на улице какая?

– Нормальная, – едва успевая попадать в ритм разговора Инессы, ответила я. – А вы на улицу…

– А я под домашним арестом, – перебила хозяйка каюты. – Дала мужу слово, что трое суток из номера ни шагу. Он мне срок немного скостил. За приличное поведение. Сегодня к ужину на свободу выйду. А ты чем занимаешься?

Бессистемные вопросы продолжали сбивать с толку, и отвечала я односложно:

– Скучаю.

– А твой?

– Работает.

– Молоток. Он действительно такой… важный?

– Ну-у-у…

– Да бог с ним. Мы не пересекаемся. Тоннаж не тот.

– В смысле?

На взгляд Львовны, я, пожалуй, тупила, и она подредактировала текст для даунов:

– Весовые категории разные. Ферштейн?

– Угу.

– А ты у него… как?

Я опустила глазки и скромно мяукнула:

– Невеста.

– Молоток. Такого жеребца в стойло завела.

– Не завела, – немного смущаясь, мяукала я. Прямота питерской коммуналки несколько… коробила. Туполев – жеребец? Пардон. Рысак! Призер!

– Смотри в оба. Те, попугаихи, его плотно обкладывают.

Ну и женщина! Ей бы шпионов ловить.

Хотя нет. Она как Туполев. Направо, налево, женщина-топор. А шпионаж тишину любит.

И пока меня не перебили вопросами о температуре воды за бортом и настроениях в обществе, пошла вперед. В лоб, так сказать. С такими женщинами можно не лукавить.

– Инесса, а как вы за борт упали? Простите…

– А, чепуха! Сама толком не помню. Ни всплеска, ни падения. Очнулась уже в каюте.

– Надо же. Страшно, наверно…

– Чего же?

– К черной воде с высоты лететь…

– Так я не помню ни черта. Ни воды, ни всплеска, все смыло. Хотя… ведь, знаешь, и пьяная-то не была…

– Совсем-совсем?

– Ну-у-у… Можно сказать, что совсем.

– Тогда как? – Я развела руками, и Львовна, что странно, впервые смутилась:

– Крен не рассчитала. Так, какая, говоришь, погода? Жарко?

Инесса явно меняла тему.

Я тоже взяла тайм-аут, прикинула, через какое время прилично согласиться на шампанское – для доверительности в беседе, – и проговорила: