Оксана Обухова - Ставка на проигрыш

– Не жарко. Но для питерцев в самый раз. – И дабы расположить к себе человека, завела приличный разговор о нем самом: – А где вы в Санкт-Петербурге живете?

Львовна пустилась объяснять, но я Северную Пальмиру знала только по экскурсиям и криминальным сериалам, поэтому поняла плохо. Инесса увлеченно рассказывала о сыновьях – погодки, почти взрослые, заканчивают институт, немного «прошлась» по свекрови – три собаки, восемь кошек плюс маразм – и плавно свернула к Максиму Сергеевичу:

– Мы ведь, Сонечка, выросли вместе.

Я отчего-то сразу представила шумную питерскую коммуналку. Санузел в конце длинного коридора, по которому носятся два сопливых отрока: девочка во фланелевом халате и спущенных чулочках и мальчик в чулочках же, шортиках и клетчатой застиранной рубашке. По стенам коридора развешаны тазы, тюки, тулупы и велосипеды, на кухне восемь хозяек жарят корюшку, и по всему дому пахнет свежими огурцами.

– А вы жили в одной квартире? – спросила я под впечатлением.

– Почему в одной? – удивилась Инесса.

– Ну-у-у… Питер, дворы-колодцы, переполненные квартиры…

– Сонечка, – склонив голову набок, проговорила Львовна, – я дочь генерала Свешникова. Наша стометровая квартира была переполнена только мной, мамой и генералом, что бывало нечасто. Батюшка все больше наездами…

Оказывается, не коммуналка, однако. Казарма. Думаю, в нежном возрасте Инесса их много перевидала, оттого и замашки командирские.

– А вот Макс действительно в коммуналке вырос.

Слава богу, хоть тут угадала. Проклятое воображение…

– Инесса, вы на обед пойдете?

– Увы, я на «губе». Составишь мне компанию? Максим на меня все еще дуется…

– Составлю. Только сначала Туполева предупрежу.

– О'кей. Несись к своему Туполеву, а я обед в каюту закажу и… приберусь, что ли…

Назар сидел за компьютером и на мое появление даже не обернулся, лишь сказал:

– Сейчас, сейчас. Только Аристарховичу последние ЦУ отпечатаю, – и бодро забарабанил по клавишам.

– Не торопись, – посоветовала я, подошла к любимому и положила голову на его плечо, глядя в монитор.

Назар общался по Интернету со своим юристом. Подобная практика ведения дел была давно ему привычна, Туполев четыре года скрывался от Самоеда по заграницам и привык работать в виртуальном офисе. Аристархович сидел у себя дома, Назар плыл на пароходе, обеспеченном спутниковым Интернетом, все было удобно, просто и ненакладно. Нет необходимости содержать недвижимость, охрану и прочую инфраструктуру; для приватных деловых встреч Туполев приобрел лишь небольшое помещение – левое крыло двухэтажного здания в центре города, – все остальные дела решал исключительно по «мылу».

– Я тут в четвертую каюту зашла. К Инессе Марченко. Ну, той, ты помнишь…

– Что за борт пьяная свалилась?

– Ну. Милая женщина. Сидит одна, скучает.

Туполев поставил последнюю точку, развернулся вместе с креслом и, поймав меня, усадил на колени:

– А ты? – зарылся носом в мои волосы. – Скучаешь?

– Не-а. С тобой мне везде хорошо. – И чмокнула его в макушку.

…Минут через сорок я неслась по внутреннему коридору «Мадемуазели» к каюте Марченко и пыталась перенастроиться с любовно-эротического направления на шпионско-разведывательные рельсы. В голове все еще шумело, на теле все еще чувствовались руки Назара; губы, как мне казалось, не в состоянии привести в порядок ни одна губная помада. Я просто источала любовь и негу, флюиды так и брызгали в разные стороны.

– Ты вовремя, – приветствовала меня Инесса, – обед только доставили. Садись.

Я, чувствуя себя совсем удобно в чужой каюте, устроилась в кресле, хозяйка тем временем достала из ведерка со льдом бутылку шампанского.

– Начнем с него, – объявила она, и я тут же испугалась.

Мадам слишком ловко управлялась с бутылкой. Если в час дня мы начнем с шампанского, то к ужину вполне можем уйти в пике. Обе. И не обязательно за борт. Столик, накрытый на две персоны, поражал обилием закусок. (Едва заскочив в каюту, я даже решила, что господин Марченко сменил гнев на милость и собрался составить нам компанию.) Потом прикинула «начало» с шампанским, свои скромные возможности и положила на тарелку ломоть свиной отбивной – сразу, без всяческих овощных прелюдий – и несколько кусков жирной белорыбицы. Это в кино про шпионов их щедро снабжают антиалкогольными таблетками или подставляют под бок кадку с фикусом, куда резидент незаметно сливает содержимое бокала. Мне же в просторной марченковской каюте до вазона с цветами не дотянуться, а в крошечную дамскую сумочку много шампанского не влезет.

Да и протечет. Сумочка на колени.

Оставалось налегать на жирные закуски и делать вид «что пью».

Львовна наполнила наши фужеры и кратко выразилась:

– Ну, за знакомство. А потом на брудершафт, чтоб ты «выкать» перестала.

«Выкать» я перестала довольно быстро. Шампанское приятно пузырилось в голове, закуска уютно плескалась в желудке и наружу не торопилась, Инесса Львовна, прихлебывая уже мартини, ненавязчиво учила меня жизни:

– Вот скажи, Соня, что в моем сорокапятилетнем возрасте может доставлять удовольствие?

– Думаю-у-у-у…

– Не думай. Жратва и работа. Секс давно напоминает поле битвы – вяло наступаем, вяло отступаем, потом отходим на зимние квартиры и ждем подвоза фуража.

– А дети?

Я им уже не нужна. Так что сразу говори – внуки. А бабка из меня сомнительная выйдет. Я сюсюкать и всякие там гули-гули запускать не умею.

– А работа приносит удовольствие или удовлетворение?

– Тонкий вопрос. – Марченко задумалась. – Фифти-фифти. Удовольствие от удовлетворения. Когда стукнет шестьдесят, начну спускаться дальше по словарю и дожидаться следующего чувства – умиротворения. Как думаешь, получится?

– Вряд ли, – честно хмыкнула я. Такие, как Инесса, пребывать в благодати не могут. Всегда приключений на пятую точку разыщут.

– И я о том же, – взгрустнула мадам. – Не в пике, так в штопор. – И внезапно поморщилась. – Дьявол, как голова болит…

– Так, может быть, таблеточку?!

– Нет, так перетопчусь. Да и не голова болит, а точка почти у шеи. Посмотри, что там у меня.

Я встала, обошла столик. Инесса задрала наверх свои шикарные рыжие волосы и, наклонив голову вниз, указала на место почти у самой шеи:

– Есть что-нибудь?

– Нет. Ни синяка, ни шишки.

– Странно, – возвращаясь в прежнюю позу, пробормотала Инесса. – А болит.

– Давно?

– С той самой ночи, когда я за борт булькнула.

– Может быть, о воду ударилась?

– Не знаю, – задумчиво покрутила головой Марченко.

– А Максим что говорит? Он видел, как тебя из воды поднимали? Не могли матросы тебя о борт лодки ударить?

– Я Максиму ничего не говорю, – усмехнулась Инесса. – Он дуется.