Андрей Троицкий - Дневник покойника

Ровно в десять в кабинет вошел чиновник, обвиняемый в растрате казенных денег. Этот весьма молодой человек надел поношенный стариковский костюм, передвигался как-то неуверенно, боком, и отводил взгляд, когда ему смотрели в глаза. Через пять минут разговора Полозов понял, что денег, припрятанных на черный день, у молодого человека нет. Он истратил все, что своровал. Значит, хорошего адвоката не может себе позволить. Через десять минут, задав несколько вопросов, Полозов пришел к выводу, что ни один защитник не поможет этому горемыке. И даже не в деньгах дело. Отсидев в следственном изоляторе месяц, он морально сломался, капитулировал и теперь, кажется, готов дать следствию признательные показания.

Полозов снял с запястья часы, положил их перед собой на стол. И часто поглядывал на циферблат, давая понять, что времени у него – крохи, да и те кончились. Наконец бывший чиновник боком протиснулся в дверь и пропал навсегда.

– Попросите ко мне Диму Радченко, – сказал Полозов, подняв трубку телефона внутренней связи. – И пусть поторопится.

Последний месяц своей непутевой жизни рецидивист Максим Клоков, которого подстрелил Девяткин, ночевал в частном доме Ивана Клокова – родного дяди со стороны отца. Поэтому визит к дяде значился первым пунктом в плане оперативно-разыскных мероприятий.

Девяткин и сопровождавший его старший лейтенант Саша Лебедев оставили машину на улице, а сами пошли к дому узкой тропинкой, зажатой между двумя заборами. Постучали в железную калитку и стали ждать хозяина, слушая, как по другую сторону забора гремит тяжелой цепью и заходится лаем собака.

Старший лейтенант Лебедев пару дней назад вернулся из Петербурга, где в соревнованиях по вольной борьбе среди сотрудников правоохранительных органов взял золотую медаль в супертяжелом весе. За награду Саша заплатил сполна. Его так основательно помяли на борцовском ковре, что на спине живого места не осталось. Правая скула распухла, под левым глазом расплылся синяк, кожа на подбородке была глубоко рассечена и наспех зашита не слишком опытным хирургом. Своего противника Лебедев отправил в больницу.

– А вы уже хорошо со своим костылем управляетесь, – выдал он сомнительный комплимент. – Быстрее меня бегаете. Да, быстрее.

Если Лебедев говорил начальнику что-то приятное, значит, скоро начнет приставать с просьбой: отпустить его на очередную тренировку или на свидание к девушке. Впрочем, девушка отпадает. С такой физиономией надо отменить все свидания.

– Спасибо, – ответил Девяткин. – Тебе на тренировку, что ли? Или к девушке?

– К массажисту. А потом в бассейн.

– Сегодня не отпущу, дел полно. Тебя и так с фонарями на работе не найдешь. То ты на соревнованиях медаль получаешь, то в бассейне плаваешь… Живешь как король. Фигурально выражаясь, ты на лошади ездишь, а я за тобой дерьмо собираю.

– Ладно, – вздохнул Лебедев. – С массажистом на выходные договорюсь. А правду говорят, будто вас в Париж отправляют? Ну, для обмена опытом с французскими жандармами?

– Хотели отправить, – уныло кивнул Девяткин. – А потом сказали, что в вашем отделе Лебедева постоянно нет на месте. Если еще и Девяткина в Париж командировать, работать некому будет. Короче, меня оставили.

– Выходит, из-за меня? – заволновался Лебедев.

– А ты как думал? Из-за кого же еще?

С другой стороны калитки через вделанный глазок незваных гостей рассматривал хозяин дома.

– Кто? – тонким голосом, словно подражая ребенку, спросил он.

– Уголовный розыск, – ответил Девяткин. – Открывай, Клоков. Это я тебе час назад звонил по телефону.

Лязгнул запор, дверь отворилась, Клоков испуганно глянул на физиономию Лебедева и, видимо решив, что пришли бандиты, друзья покойного племянника, хотел захлопнуть дверь у них перед носом, но Девяткин успел вставить в проем костыль. Оттолкнув хозяина, он ступил на тропинку, ведущую к большому кирпичному дому, и, обернувшись, бросил:

– Убери овчарку. Если эта собака притронется к моей здоровой ноге, считай – всё. Тут, на этом вот месте, будут лежать два трупа. Собаки и твой. Кто еще в доме?

– Никого.

Хозяин провел оперативников через летнюю веранду и длинный коридор на кухню. Девяткин, присев на стул, закурил и стал задумчиво смотреть в окно. Лебедев закрылся в туалете.

– Для того чтобы вот так запросто вламываться в помещение, где люди живут, надо, так сказать, бумагу иметь соответствующую, – заметил Клоков-старший. – У вас есть бумага?

– И бумага, и печать. И все прочее, – похлопал себя по карману пиджака Девяткин. – Все тут.

В кармане лежала пачка американских сигарет и презерватив. Сегодняшним вечером намечалось романтическое свидание с одной женщиной, благосклонности которой Юрий Иванович добивался последние десять дней. И, кажется, созревший плод готов упасть прямо в этот самый карман. График мероприятий уже составлен. Сначала ужин в кафе «Фиалка», затем такси и, наконец, квартира Девяткина. На продавленный матрас он утром положил толстое одеяло, так что дефект сразу не заметишь. А может быть, женщина пригласит его к себе в гости. У нее наверняка уютнее, чем в его холостяцкой конуре. И пахнет цветами, а не пылью. А гипс на ноге делу не помеха, если любовь настоящая…

Девяткин раздавил окурок в пепельнице. Что искать в этом доме со множеством комнат, простор-ными кладовками и подвалом, он не знал. Мало того, сомневался, что племянник Ивана Ивановича, погибший от его пули, мог оставить тут что-то мало-мальски важное. С другой стороны, у покойного Клокова были деньги на кокаин, а дурь в Москве дорогая. Значит, где-то он должен хранить наличность. Наверняка найдется пара писем с именами приятелей или подруг, записная книжка или другая важная для следствия вещица.

Тем временем в соседней комнате Клоков засунул в тайник за диваном последнюю пачку денег, что не успел спрятать до прихода полиции, и вытер лоб, покрытый горячей испариной. Что-то он сегодня разволновался, будто первый раз с ментами общается. Всю жизнь Клоков проработал в торговле и на продуктовых складах. Заведующий магазином, заместитель заведующего торговой базой и так далее – послужной список впечатляет. И всегда на руководящих должностях. Дважды судим за хищения. Оба раза освобожден условно-досрочно за примерное поведение.

Год назад Иван Иванович решил завязать с делами и уйти на покой. Он сказал себе, что всех денег не украдешь, хотя и очень хочется. Пятидесятивосьмилетний Клоков давно обеспечил свою старость, а также старость жены, веселую жизнь двух взрослых детей и безбедное существование молодой любовницы, которая сегодня будет ждать его в квартире, купленной для тайных встреч.