Алексей Макеев - Она слишком любила красное

– Прости, солнышко мое, – возразил я, – но у меня нет оснований для ее увольнения. Людмила Геннадьевна отлично справляется с обязанностями и соответствует занимаемой должности.

– Неужели?

– Вот именно! – резко сказал я. – Как женщина, она меня не интересует.

– Может, ты от меня что-то скрываешь? Немедленно признавайся, шалунишка…

Виктория окинула меня озорным взглядом.

– Я ничего от тебя не скрываю, – пробурчал я. – Людмила Геннадьевна нужна мне как секретарь-референт, но не более того. Если ты будешь настаивать на ее увольнении, я могу пойти навстречу твоим пожеланиям, но это существенно навредит бизнесу. Огромная часть всей работы выполняется благодаря ее знаниям и расторопности. Ей известен круг моих знакомых. Она знает, когда и с кем я должен встретиться. Она отлично справляется с делами в мое отсутствие…

– Прекращай ее расхваливать! – остановила меня Виктория. – Иначе я всерьез начну тебя ревновать…

– Ну и напрасно, – отмахнулся я. – Людмила Геннадьевна не идет с тобой ни в какое сравнение.

Виктория вновь окинула меня озорным взглядом.

– Иди ко мне, котик… – лукаво сказала она. – Я снова хочу тебя! Можешь считать меня извращенной женщиной, но я снова хочу тебя прямо здесь… Мне понравилось в гостиной…

– Почему бы и нет? – улыбнувшись, подметил я. – Если могли заниматься этим несколько минут назад, то почему теперь мы должны отказывать себе в удовольствии?

– Эти репродукции… Они окружены таинственным забвением, пронесенным сквозь века. Они меня возбуждают. Такое ощущение, что люди, запечатленные на них, временно оживают и внимательно следят за нами.

– Ну и пусть, лапушка моя! – прошептал я, опустившись перед ней на колени. – Не обращай внимания. Это всего лишь цветовая лепка формы, нюансировка краски, изумительное богатство колорита. Все портреты, написанные кистью великого мастера, обретают бессмертие. Да и, в конце-то концов, нельзя же вечно быть свидетелями одних грустных сцен! Даже тем, кто смотрит на нас из потустороннего мира, иногда хочется каких-то развлечений.

– Мы с тобой сумасшедшие! – засмеялась Виктория.

Она нетерпеливо раздвинула ножки и прижала мою голову к пышущей жаром груди.

Как ни странно, но мой сумасбродный тесть встретил нас самым наилучшим образом. Он широко улыбался и после объятий с дочерью благодушно посмотрел на меня.

– Роман Александрович, зятек дорогой! – прохрипел он прокуренным голосом. – Я не могу самостоятельно подняться с этого дрянного трона…

Старый прохвост ударил кулаком правой руки по подлокотнику кресла-каталки.

– Подойди ко мне, – продолжил он. – Позволь пожать твою мужественную руку. Ты единственный мужчина, которому удалось обуздать необъезженную кобылицу. У моей дочери далеко не ангельский характер. Я представляю, сколько нервов и здоровья тебе пришлось потратить, прежде чем ты смог приручить ее к покорности и оседлой жизни.

– У вас изумительная дочь, Иван Васильевич! – сказал я. – Сразу чувствуется, что вы дали ей хорошее воспитание.

Старик недоверчиво посмотрел на меня.

– Не хитри, парень, – пробурчал он. – Я не из тех, кому нравится лесть.

– Я не пытаюсь…

– Кончай валять дурака, Роман Александрович! Я наперед вижу твои неблагочестивые мысли. Ты затеял что-то неладное. Признайся, ты решил прибрать к рукам мою ферму?

Так хорошо начатый разговор был тут же испорчен. Я уже собрался вспылить, но Виктория потушила еще не разгоревшееся пламя нашей обоюдной неприязни.

– Папа! – воскликнула она. – Ты не допускаешь мысли, что мне стало тебя не хватать? Я ужасно соскучилась по нашему дому. По нашим цветущим полям, где можно сидеть возле речушки и под ее веселое журчание наслаждаться пением птиц. Где можно отдохнуть в тени раскидистых деревьев. Здесь моя душа по-настоящему отдыхает. Мой любимый муж не противился моим желаниям и любезно позволил тебя навестить. В придачу ко всему он согласился меня сопровождать.

– И ты веришь в его бескорыстие? – спросил этот дряхлый пенек.

Меня возмутила его наглая бесцеремонность. Можно было подумать, что я вообще не существую.

– Прекрати, папа! – возмутилась Виктория. – Ты ведь не такой бука, каким хочешь выглядеть. Разве ты стал меньше любить свою непослушную малышку?

– Конечно же, я по-прежнему люблю тебя, моя девочка! – ответил он. – Ты моя любимая дочурка. Почти все, чего я добился в этой жизни, достанется тебе, моя крошка! Я только не хочу, чтобы этот хлыщ…

Он небрежно кивнул в мою сторону.

– Папуля, ты несправедлив по отношению к моему супругу, – подметила Вика.

– Он пустит с молотка мою ферму, – не обращая на нее внимания, заявил старик. – Ты не доверяй ему, детка… Я знаю таких прохвостов! У них только одно на уме…

– Иван Васильевич! – не выдержал я. – Меня возмущают ваши оскорбительные слова, небрежно брошенные в мой адрес.

Он округлил глаза и дико засмеялся. Даже не засмеялся, а заржал как старый, хорошо откормленный жеребец.

– Ты находишься на моей территории, парень! Здесь мое владение. Я буду говорить то, что посчитаю нужным. Справедлив я или нет – не тебе решать. Всякие возмущения можешь оставить при себе или увезти в качестве подарка к себе в Заполярье.

– Папа! – снова вступила Вика. – Мы с Романом Александровичем любим друг друга. Оскорбляя моего мужа, ты самопроизвольно обижаешь меня.

– Тебя, расфуфыренную курицу, здесь никто ни о чем не спрашивает. У нас мужской разговор! – прохрипел Иван Васильевич. – Мне нужно преподать этой образине соответствующий урок. Надеюсь, некоторые из моих советов он запомнит на всю оставшуюся жизнь!

Еще не хватало, чтобы какой-то заносчивый маразматик читал мне нравоучения и отчитывал как мальчишку. Я кипел от негодования и в любую секунду был готов урезонить его грубость, но Виктория посмотрела на меня таким умоляющим взглядом, что я решил не вступать в дискуссию и не разводить бессмысленную полемику.

– Милый, погуляй несколько минут на лужайке, – попросила Вика. – Я переговорю с отцом и присоединюсь к тебе.

Я понимающе кивнул головой и отошел в сторону. Не пройдя и десяти шагов, я вдруг вспомнил о Светлане, которая на ферме моего тестя выполняла ряд всевозможных функций. Ее не было рядом со стариком, но я был уверен, что она должна быть где-то поблизости. Она никогда не оставляла Ивана Васильевича одного, и в этот раз она вряд ли могла сделать исключение. В какой-то степени этот гнусный прохвост и юная служанка были единым целым. Она была его глазами, его ушами и его ногами. Без нее он был беспомощен, как слепой котенок, угодивший в прорубь. Он давно самоустранился от общественной жизни, и лишь она связывала его с внешним миром. Она читала ему книги и газеты, она рассказывала ему новости и даже давала некоторые советы, касающиеся фермерского бизнеса. Во всяком случае, если Иван Васильевич всерьез собирался с ней обвенчаться, то, бесспорно, у него для этого были серьезные основания. Она незаметно стала его второй половинкой, его совестью, его вторым «я». Ее отсутствие на ферме могло быть единственной причиной, по которой она не была рядом с этим сумасбродным человеком. Но для этого у нее должна быть слишком уважительная причина. Мне казалось, что даже если бы ее свалила лихорадка, то Иван Васильевич все равно был бы рядом с ней. Сам не знаю почему, но мне безумно захотелось ее найти. Возможно, это объяснялось уймой свободного времени и абсолютным бездельем, тем более что того и другого у меня было более чем предостаточно. Я стал внимательно рассматривать окрестности. Моя железная логика меня не подвела. Уже вскоре я увидел Светлану. Она сидела в беседке и читала какую-то книжку. Мне совершенно нечем было заняться, и я решил с ней немного поболтать.