Марина Островская - Черная вдова

Наташа подсела к этой компании, потому что про наркотики знала не понаслышке…

Следующие две недели она почти не выходила на улицу. За это время она повзрослела, испытав на себе все греховные искушения взрослой жизни. На второй же день пребывания в притоне она стала женщиной…

Из Калининграда Юра увез Наташу в Ригу, где она провела почти два года и пережила еще одну страшную трагедию…

«Черная вдова…» — с усмешкой подумала Наталья, останавливая ленту воспоминаний.

— Эй, новенькая! — позвала ее обитательница крайних нар. Это была женщина лет сорока, красивой, но откровенно вульгарной наружности.

Наталья открыла глаза и посмотрела в ее сторону.

— За что сидишь?

Она пожала плечами:

— Ни за что.

— Так не бывает, — усмехнулась женщина. — Даже если не виновата, что-то ж на тебя менты вешают.

— А, ты об этом? — Наталья мрачно усмехнулась. — Тогда — за убийство.

Реакцией на ее слова была моментально наступившая тишина.

— За убийство? — послышалось немного погодя из глубины камеры. — А ну-ка, подруга, давай сюда. Посторонитесь, жирные сучки, дайте человеку присесть.

Наталья, у которой уже изрядно затекли ноги, поднялась и направилась в сторону говорившей — отказываться от предложенного места она не собиралась.

На нарах сидела женщина лет пятидесяти, с короткой стрижкой, резкими чертами лица и мужеподобной фигурой.

— Садись, — тоном, не терпящим возражений, заявила она.

Наталья присела у ее ног, опершись спиной о металлическую трубу.

— Я — Рита. А тебя как зовут?

— Наталья.

Они обменялись рукопожатиями.

— Давай рассказывай подробнее, на чем замели?

У Натальи не было ни малейшего желания распространяться о диких подозрениях следователя Старостина, но она понимала, что за относительный комфорт ей придется заплатить эту цену.

— Я же сказала — ни на чем… — нехотя произнесла она.

Рита снисходительно усмехнулась:

— Плохо ты, девочка, жизнь знаешь. За просто так и прыщ на заднице не вскочит. Попал человечек за решетку, пусть и по ложному обвинению, но все равно, значит, учудил он в этой жизни нечто такое, за что приходится платить.

Даже если у тебя кошелек в метро из сумки увели, это значит, что у тебя должок имеется, а отдавать не хочешь. Закон высшей справедливости… — Она подняла вверх указательный палец. — Вот меня возьми — сижу за воровство. По их законам получается, — она произнесла это с издевкой, кивнув головой в сторону двери, — что я преступница. Однако сама я так не считаю. Никогда в жизни ничего не брала и не возьму у простого трудяги. Зато всяких жирных боровов грабила и буду грабить, сколько бы мне сроков ни давали. Да вот только те на свободе, а я — здесь. А все наше отличие в том, что они грабят сразу множество людей, да еще якобы по закону, и чувствуют себя при этом героями, мать их… А я всего лишь инструмент в руках божьих, с помощью которого он восстанавливает высшую справедливость. И судьба моя куда тяжелее. Вот сейчас тот ублюдок, которого я «сделала», отправится загорать на Канары, а я — на зону вшей кормить. Но я не жалуюсь и не плачу. Все равно, — она подняла глаза вверх и смиренно сложила на груди руки, — всем воздается по справедливости.

«Философия…» — подумала Наталья с иронией, но без неприязни. Подобные мысли ей самой часто приходили в голову.

— Ну а теперь рассказывай про себя, — потребовала Рита. — Лишнего не говори, тут обязательно найдутся ментовские шестерки. — Она окинула камеру суровым взглядом. — Так, о судьбе своей, о том о сем… Как до такой жизни докатилась? Курить будешь? — Рита пошарила рукой где-то позади себя и достала пачку сигарет.

Наталья решила не отказываться. В нынешнем состоянии и положении она была не прочь и напиться до беспамятства, чего не делала уже очень давно.

Задумалась было над тем, с чего лучше начать рассказ, как вдруг Рита резко приподнялась и посмотрела на ее щеку.

— А это что у тебя за мушка? — спросила она озадаченно, разглядывая шрам в виде креста. — Татуировка сведенная? Такие, слышала, ставят за мокруху… Так ты что, девонька, замочила кого?.. Тебе сколько лет-то?

Наталья растерялась и, не зная, что ответить, опустила глаза.

Рита снова легла и задумчиво покачала головой.

— Ты и впрямь не простая, — изменившимся голосом медленно произнесла она, — а говоришь, ни за что повязали. Не правда. Бог — он все видит…

Солнце село, и камера погрузилась в полумрак, от которого не спасала тусклая лампочка под высоким потолком. Многие обитательницы камеры стали укладываться спать. Лишь небольшая группка женщин сгрудилась возле миниатюрного экрана переносного телевизора, который кому-то передали с воли. Женщины смотрели очередную серию бразильского «мыла», громко делясь впечатлениями и припоминая перипетии предыдущих серий.

— Укладывайся, — Рита отодвинулась к стенке, освобождая Наталье узкую полоску нар. — В СИЗО главное — выспаться. Попадешь на зону, там с этим будет проще. У каждого — своя шконка…

Наталья вдруг с ужасом осознала смысл ее слов. «На зону? — в груди у нее все сжалось и похолодело. — За что? Я не хочу ни на какую зону…» Она представила, каково это — годами жить за колючей проволокой, и комок подступил к горлу.

Стало безумно жалко себя. Сжавшись в комок, она тихо прилегла на бок, и горючие слезы потекли из глаз. «Господи, как я хочу домой, — взмолилась она, обращаясь к всевышнему. — Я же ни в чем не виновата! Да, я совершала дурные поступки, но меня всегда вынуждали к этому. Неужели меня никогда не оставят в покое? Боже, дай мне свободу, больше ни о чем тебя не прошу…»

Рита наклонилась над Натальей и, увидев заплаканные глаза, ласково погладила ее по голове.

— Поплачь, девочка, поплачь… Легче станет… — посоветовала она и отвернулась к стене.

Постепенно все утихло, телевизор выключили. Вскоре прозвенел громкий звонок: наступило время отбоя. Женщины еще какое-то время ворочались, но вскоре одна за другой уснули. Лишь изредка из коридора доносились голоса охранниц и лязг дверных замков. Наталья не заметила, как погрузилась в тревожный сон.

Поначалу она словно со стороны видела себя лежащей на нарах, а затем в ушах явственно раздался шепот ее ненавистной тетки: «Красавица моя, милашка, — ласково шептала Ляля. — Ты создана для любви, и я могу тебе ее подарить. Ты даже не представляешь, какое удовольствие тебя ждет… Никто не станет вторгаться в твое тело, я только буду нежно гладить тебя, мы станем тереться друг о друга…»

«Этот ужас закончится когда-нибудь или нет?» — промелькнуло у Натальи в голове, и тут она ощутила прикосновение чьей-то руки к своим волосам.

Открыла глаза, но сон не отпускал. Сделав усилие над собой, она резко обернулась и увидела совсем близко лицо Риты.