Георгий Ланской - Джайв с манекеном

В ее руках куклы, купленные мною в Париже, вот только у той, что изображала моего кавалера, отсутствовала голова. Из растерзанной шеи торчали клочья окровавленной ваты.

Она сунула куклы мне в руки, но я не взяла. Танцующая пара распалась и полетела на пол медленно, как пушинка, однако едва коснувшись мокрых досок, фигурки разлетелись с грохотом бильярдных шаров.

– Он пришел! Он пришел! – закричала Агата. Я обернулась, инстинктивно закрывая ее собой. Мокрые пальцы вцепились мне в плечи.

– Потанцуем джайв? – спросил Оливье.

В его обнаженном теле мало человеческого. Я держала в объятиях пластиковый манекен, старый, облупившийся, с гротескно обозначенными первичными половыми органами. И только голова отчасти жила. Ее левая половина была смята и вдавлена, с кровавыми сгустками, сочившимися на пластмассу плеч. Правая половина щерилась разбитым ртом и зло сверкала единственным глазом.

Я проснулась, чувствуя где-то в груди тяжелый, неприятно шевелящийся ком беспокойства и страха, первобытного и дикого. Вереница пугающих картинок проплыла перед сознанием, туманясь и расплываясь, как круги на воде.

Часы показывали четыре тридцать утра. Перевернув подушку, я взбила ее и улеглась на спину, уставившись в потолок. После увиденного мне еще долго не захочется спать. В соседней комнате похрапывала Лилька, и если прежде храп наверняка стал бы раздражать, сейчас я была рада слышать рядом что-то живое.

Я проворочалась еще час, потом встала и пошла в ванную, встала под горячие струи воды, смывшие с усталого лица все следы тревожной ночи. От пара зеркало запотело, по телу прошла приятная теплая волна, глаза тут же стали слипаться. Я подумала, что могу подремать еще часок-другой. В конце концов, начальница спит рядом, вряд ли она отругает за опоздание. На дворе – двадцать девятое декабря, суббота, и вряд ли кто-то прибежит заказывать тур в Египет. Самолеты набиты до отказа теми, кто побеспокоился о своем отпуске заранее, так что можно расслабиться и получать удовольствие. Именно эту мысль я решила донести до Лильки, если та станет возмущаться, что мы не поднялись заблаговременно. Да и до работы на машине я домчусь за десять минут.

Впрочем, если Лилька и начнет ругаться, мне наплевать.

Я высушила волосы, и пошла было обратно в спальню, на свой надувной матрасик, но по дороге вдруг смертельно захотела чаю. Включив чайник, заглянула в холодильник, вытащила из него банку шоколадной пасты, намазала ее на черствеющую булку, и, пока закипала вода, съела нехитрый бутерброд. Чайник зафыркал, начал плеваться водой и, прощально мигнув красным глазом, щелкнул кнопкой. Я налила чаю, уселась за стол, подогнув одну ногу под себя, и, мрачно уставившись в окно, потянулась за сахарницей. Когда подносила ложку к чашке, заметила, что рука дрожит.

Лилька проснулась около девяти, явилась на кухню помятая, лохматая, с отекшим лицом, зажав в руке первую утреннюю сигарету.

– Привет, – буркнула она. Ее грузное тело, в дорогом белье вызывающего красного цвета, казалось, сразу заполонило все свободное пространство. Лилька поискала пепельницу, не нашла и вынула из мойки блюдечко. Я, глядя на ее яркий бюстгальтер, с колючими кружевами, такой неудобный и непрактичный, если не собираешься продемонстрировать его вожделеющему самцу, подумала: кто-то наверняка строил планы на прошлый вечер.

– Ты давно встала? – хриплым со сна голосом спросила она.

– В шесть.

– Чего не разбудила?

Я пожала плечами. Объясняться не хотелось, а еще больше не хотелось терпеть начальницу у себя дома. Мысль о том, что мне надо работать, чтобы не одичать, давно улетучилась. Сейчас я злилась, что дала Лильке уговорить себя поработать в «Каравелле», на нее – за навязчивость и эгоизм. Надо было ехать на курорт и не мучиться в ее компании.

– Чаю налей, – распорядилась Лилька и выпустила в воздух клуб дыма. – Господи, как же на работу неохота.

– Не езди, – апатично посоветовала я, наливая ей чай. – Все равно никто не придет.

– А вдруг?

– Ну, упустишь одного-двух клиентов, делов-то… Вон сколько народу перед праздниками было, не продохнуть.

– Тебе-то что? – разозлилась Лилька. – Ты можешь и не ходить. А у меня долгов полно, кредиты висят… Каждая сотня на счету.

Она раздраженно ткнула сигаретой в мокрое блюдце, отчего сигарета зашипела и погасла. В воздухе противно завоняло мокрым сигаретным пеплом. Лилька схватила чашку и дернула к себе, расплескав чай на стол. Чертыхнувшись, она схватила полотенце и промокнула коричневую лужицу. Я наблюдала за происходящим молча, сдерживая закипающее раздражение.

– Блин, с утра я вообще никакая, – пожаловалась Лилька, покосившись на меня. Видимо, это следовало принять за извинение. Я промолчала, глядя, как она возит полотенцем по столу. Ткань плохо впитывала влагу. Коричневые бисеринки капель оставались на глянцевой поверхности абстрактным узором. Заметив, что я смотрю на стол, Лилька покраснела и бросила полотенце.

– Значит так, – деловито, сухим, как палка, тоном, сказала она, – собирайся, поедем на работу, хоть до обеда посидим. Авось еще пару туров продать получится.

В сочетании с ее нижним бельем, строгий тон был нелеп. Я подавила смешок, радуясь, что сижу против света, а подслеповатая Лилька не видит ухмылки. Кивнув, я пошла одеваться, решив про себя, что больше никогда не приглашу ее ночевать. Оставшаяся на кухне Лилька закурила и еще минуты три пускала кольца в потолок.

Клиенты в этот день так и не пожелали заказать романтическое путешествие на Гавайи. Лично меня это вполне устраивало. До двух часов я неспешно доделывала текущие дела, запустила игру, в которой каменная лягушка плевалась в цветную ленту из шариков снарядами, выпила три чашки кофе и прочитала глупую статью в не менее глупом журнале. В материале, трогательно подписанном некоей Марией Клубничкиной, давались ценные советы, как удержать рядом с собой мужчину. В качестве средств предлагались романтические свидания, ванны с лепестками роз, ароматические свечи и массаж в духе тайских куртизанок. Моменту, что мужика надо кормить, мадемуазель Клубничкина не уделила внимания не на йоту. Я с мрачным удовольствием представила себе вернувшегося с работы мужика: издерганного и злого, мечтающего о миске борща, и увидевшего романтическую дуру с ароматической свечкой, и фыркнула. Представляю, в какое место ей эту свечку воткнут…

Лилька дулась и демонстрировала обиду. Терпеть это было не слишком приятно, но я решила не обращать внимания. В конце концов, я не была ей чем-то обязана. А уж просить Левиных пригласить к себе и Лильку тем более не могла.

Ближе к обеду, когда мы собирались закрываться, Лилька нашла в себе силы сквозь зубы пожелать мне счастливых праздников и сунула конверт с зарплатой и премиальными. Я поблагодарила – крайне вежливо, но, пожалуй, излишне официально, и, выслушав ее холодное: «Пока», поспешила уехать. У начальницы настроение менялось излишне быстро, и я вовсе не намерена была терпеть ее выбрыки.