Кирилл Шелестов - Побег

Популярное место мгновенно обросло палатками и ларьками и превратилось в блошиный рынок, который в российской провинции упорно называют «вшивым». Здесь в любую погоду стояли десятки людей, продавая все подряд: колбасу, джинсы, лампочки, водку, дешевые сигареты, ношеные шерстяные носки, гайки и шурупы. Спохватившийся Силкин предпринимал отчаянные усилия по переселению торговцев на окраины города. Но было поздно. Окопавшись, те игнорировали постановления мэрии, не подчинялись милиции и готовы были лечь костьми, но не покидать обжитое бойкое место.

К ним и направилась президентская рать, во главе которой по лужам, под мелким дождем уверенно шагал Ельцин. Охрана с двух сторон расчищала ему дорогу. Заметив внушительную процессию, да еще в сопровождении милиции и телекамер, обитатели рынка переполошились и пришли в ужас, решив, что их сейчас будут показательно разгонять. Народ заметался и заголосил. Продавцы бросились прятать незаконный товар в узлы и мешки, покупатели подались прочь, опасаясь попасть под дубинки ОМОНа.

И вдруг кто-то узнал президента.

— Ельцин! — изумленно прокатилось по рядам. — Гляди, Ельцин приехал!

Люди оторопели, не веря своим глазам. Перед ними действительно был президент страны. Ельцин, словно не замечая всеобщего замешательства, остановился возле невысокой худой женщины лет сорока, с издерганным усталым лицом, в ношеной болоньевой куртке. Перед ней на табурете были разложены вязаные шапочки, прикрытые сверху от дождя целлофаном.

— Как торговля? — поинтересовался Ельцин, разглядывая шапочки.

Женщина, покраснев от волнения, пробормотала в ответ что-то невразумительное и зачем-то стащила с головы капюшон.

— Да какая ж торговля в будние-то дни? — откликнулась ее соседка, попроще и побойчее. — Так уж, стоим для порядка, авось, кто забредет. Денег-то у народа нету. И рады бы купить, да не на что. А тут еще сегодня все автобусы отменили по случаю вашего приезда, — она спохватилась, что сболтнула лишнего, и в преувеличенном испуге зажала себе рот обеими руками.

Ельцин бросил на нее тяжелый взгляд, но ничего не ответил.

— Вы раньше чем занимались? — спросил он женщину, торговавшую шапочками.

— Я инженером-проектировщиком была, — еще больше краснея и понижая голос, призналась она.

Президент насупился.

— Это неправильно, — проговорил он раздельно, с нажимом, словно кого-то обвиняя. — Нехорошо, что вам сейчас здесь стоять приходится.

— Время такое, Борис Николаевич, — неуверенно пожала она плечами, видимо, не в первый раз произнося эту утешительную фразу. — Другим-то еще хуже. Вон там, дальше, Марина Степановна стоит, туалетную бумагу продает, так она раньше в Ленинграде в филармонии на скрипке играла. А как на пенсию вышла, жить стало не на что. У себя в городе-то стесняется на улице торговать, вот и перебралась сюда, к родственникам.

— Торговать не воровать! — снова встряла ее соседка, на сей раз с обидой за профессию. Возможно, она работала продавщицей и до революции.

— Все равно неправильно! — подтвердил свою прежнюю оценку Ельцин и обернулся на свиту. Чиновники согласно закивали. Они, кстати, и не торговали на улицах. Ельцин с силой сжал губы.

Вокруг них уже сгрудилась толпа, жадно ловившая обрывки их разговора. Видя сочувственное настроение Ельцина, обитатели рынка приободрились и старались протиснуться к нему поближе. Охране пришлось упереться и взять президента в кольцо.

— Борис Николаевич! — воскликнула одна из женщин из-за плеча дюжего телохранителя. — А вы велите им, чтобы они нам тепло дали. А то ноябрь на дворе, а батареи дома холодные. Прежде, бывало, каждый год пятнадцатого октября отопление включали. Климат-то у нас сами видите, какой. Чай, не юга. В варежках по квартирам ходим!

Народ возбужденно зашумел: женщина затронула наболевшее. Ельцин вновь оглянулся на местных чиновников. Выражение неудовольствия в его лице усилилось.

— Это какой дом? — осведомился он.

— Четырнадцатый, — торопливо ответила женщина. — По улице Коммунаров, значит, будет.

— Да у нас во всех домах такая же история! — понеслось с разных сторон. — Считай, нигде еще батареи не включали!

— Да что ж вы к президенту со всякой ерундой лезете! — не удержавшись, набросился на толпу один из заместителей Силкина. — Борис Николаевич к нам на один день приехал. Это ж для города — радость великая, а вы только о себе и думаете! Заладили одно и то же! Вынь им тепло да положь! Обождите немного, небось, не вымерзнете. Мы на Коммунаров плановый ремонт заканчиваем, стояки меняем.

Ельцин уставился на него так, что тот сразу осекся.

— Ты кто? — поинтересовался Ельцин. Про себя я отметил, что официальным лицам он часто «тыкал», тогда как женщину с шапочками называл на «вы».

— Ласточкин Сергей Юрьевич, заместитель главы города по строительству! — отрапортовал чиновник.

— Уволен, Ласточкин! — объявил ему Ельцин.

— Что? — не понял Ласточкин.

— Уволен! — смачно повторил Ельцин, и, взглянув на Силкина, прибавил: — Он у тебя что, глухой, что ли?

Толпа ахнула, потрясенная. У незадачливого Ласточкина подкосились ноги. Свита едва заметно качнулась.

— Борис Николаевич! — заикаясь, пролепетал Силкин. — Да он вообще не по этой части. Он за другое отвечает.

— Вот и ответил! — с мрачным удовлетворением заметил Ельцин. — А то народ для него, понимаешь, ерунда. Высоко летаешь, Ласточкин, пора приземляться.

Полуобморочный Ласточкин попятился. Никто его не поддержал, чиновники расступились, словно он был зараженным.

— Так их, Борис Николаевич! — распалившись, крикнул какой-то старичок, похоже, не очень трезвый. — Дави их, тараканов, мать твою!

Толпа одобрительно захохотала. Ельцин, тоже повеселев после экзекуции, лукаво поднял одну бровь и скосил на невоздержанного старика глаз. Поддержка толпы заметно бодрила президента, ему не хотелось от нее уходить.

— А батареи им сегодня же включи, — велел он Силкину.

Силкин с готовностью затряс головой, хотя лучше других понимал, что сделать это совершенно невозможно, ибо проблема зависела отнюдь не от нерадивости его заместителей, а от запутанных финансовых отношений между различными организациями и ведомствами, повлиять на которые он, Силкин, не мог.

— Ну, вот и договорились, — миролюбиво подытожил Ельцин. — Давно бы так.

Толпа взорвалась восторженными криками. Ельцин двинулся дальше, поминутно останавливаясь и заговаривая с людьми. Его со всех сторон окликали по имени, тянули руки, желая дотронуться или хотя бы поймать его взгляд.

— Спокойнее, товарищи! — хрипели охранники, которые совместно с милицией из последних сил сдерживали натиск бушующих масс. — Да полегче же, блин, куда прешь!