Луиз Пенни - Последняя милость

— Для меня лучшее лекарство — это медитация, — сказала Матушка, доедая третью порцию взбитых сливок с фруктами и бисквитом.

— Кстати, неплохая мысль, — подхватила Кей, поворачиваясь к Руфи. — Почему бы тебе не навестить Матушку в ее центре? От ее медитаций из кого угодно вылезет все дерьмо.

После этого неаппетитного заявления все замолчали. Клара лихорадочно пыталась отделаться от омерзительной картины, возникшей перед ее мысленным взором, и была благодарна Габри, который отвлек ее внимание, достав какую-то книжку из стопки, лежащей под журнальным столиком.

— Кстати о дерьме, — сказал он, демонстрируя ее окружающим. — Это же книжка Сиси. Наверное, Эм купила ее на презентации Руфи.

— Предатели, — пробормотала Руфь. — Благодаря вам она продала не меньше книг, чем я.

— Вы только послушайте это, — сказал Габри, открывая «Обретите покой». Клара заметила, как Матушка подалась вперед, собираясь встать, но Кей крепко взяла ее за руку, удерживая на месте.

— «Таким образом, — начал читать Габри, — совершенно ясно то, что любые цвета, так же как и эмоции, тлетворны. Не случайно все отрицательные эмоции ассоциируются с определенным цветом. Красный — это цвет гнева, зависть имеет зеленый цвет, а депрессия — синий. Но что получится, если смешать все цвета вместе? Мы получим белый цвет. Цвет божественности и равновесия. А разве не к равновесию стремимся мы все? И единственный путь достичь его — это удерживать все эмоции внутри, спрятав их под покровом белого цвета. Это и есть Li Bien, древнее, освященное веками учение. Эта книга научит вас скрывать свои истинные чувства, защищать их от враждебного и пагубного воздействия окружающего мира. Li Bien — это древнее китайское искусство росписи изнутри, когда все краски и эмоции остаются в середине. Это единственный способ достижения мира, гармонии и покоя. Если все люди научатся удерживать эмоции внутри себя, не будет ни раздоров, ни зла, ни жестокости, ни войн, ни насилия. Я указываю вам и всему миру путь к обретению покоя». — Габри захлопнул книжку. — В ее сегодняшней выходке не было ничего ни от Li Bien, ни от всяких прочих инь-яней.

Питер рассмеялся вместе со всеми, но при этом старался, чтобы никто не увидел выражение его глаз. Дело в том, что в глубине души, «под покровом» белой кожи, он был согласен с Сиси. Эмоции действительно опасны. И лучше всего надежно прятать их под маской спокойствия и невозмутимости.

— Я одного не могу понять, — сказала Клара, перелистав страницы и озадаченно глядя на одну из них.

— А все остальное можешь? — поинтересовалась Мирна.

— Нет, но не в этом дело. Просто вот здесь она пишет о том, что обрела свою жизненную философию в Индии. Тогда почему же она утверждает, что Li Bien — это китайское учение?

— Ты что, действительно пытаешься найти смысл во всей этой ахинее? — спросила Мирна. Но Клара ее не слышала. Она зарылась лицом в книжку, и ее плечи начали вздрагивать, как от рыданий, что немало обеспокоило окружавших ее друзей.

— Что это с тобой? — встревоженно спросила Мирна.

Клара подняла голову, и стало понятно, что если она и рыдает, то от смеха.

— Имена гуру, — давясь от смеха, сказала она. — Кришнамурти Да, Равви Шанкар Да, Рамен Да, Халил Да, Гибран Да. Они даже называли ее Сиси Да.

Теперь Клара хохотала во все горло, как и почти все остальные.

Почти. Но не все.

— Не вижу в этом ничего необычного, — сказал Оливье, переставая смеяться и вытирая выступившие на глазах слезы. — Мы с Габри сами являемся верными адептами Хааген Да [29] Хааген Да — сознательно неправильное произношение названия всемирно известного бренда мороженого и других кондитерских изделий «Haagen Dazs». .

— А один из твоих любимых фильмов — «Код Да Винчи», — заметила Клара, обращаясь к Питеру. — Так что ты тоже должен входить в число просветленных.

— Точно. Хотя у Винчи Да стоит до, а не после фамилии.

Клара снова расхохоталась, опираясь на Питера, и Генри, решив, что это какая-то новая игра, подбежал и начал весело прыгать вокруг. Отсмеявшись и успокоив собаку, Клара с удивлением обнаружила, что Матушка поднялась со своего места и куда-то уходит.

— С ней все в порядке? — обеспокоенно спросила она у Кей, которая смотрела вслед подруге, направлявшейся в столовую, к Эм и другим гостям. — Может быть, мы что-то не то сказали?

— Нет.

— Мы не хотели ее обидеть, — продолжала оправдываться Клара, опускаясь на место Матушки, рядом с Кей.

— А вы ее и не обидели. Вы вообще говорили не о ней.

— Но мы смеялись над вещами, к которым Матушка относится очень серьезно.

— Вы смеялись над Сиси, а не над Матушкой. А это совершенно разные вещи, и она это понимает.

Но слова Кей не рассеяли сомнений Клары. Книга Сиси называлась точно так же, как и медитационный центр Матушки. Обе женщины теперь жили в Трех Соснах, и обе претендовали на то, что идут по пути духовного совершенствования. Возможно, эти две женщины скрывали не только свои эмоции, но и нечто большее.

Рождественский ужин закончился, и веселые возгласы «Счастливого Рождества!» и «Joyeux Noël!» постепенно растворялись в ночном воздухе. Эмили помахала вслед последним из гостей и закрыла дверь.

Была уже половина третьего ночи, и она ужасно устала. Немного постояв, опершись о стол, чтобы набраться сил, Эмили прошла в гостиную. Клара, Мирна и другие женщины все убрали и вымыли посуду, пока она сидела на диване со своим маленьким бокалом виски и разговаривала с Руфью.

Ей всегда нравилась эта женщина. Когда около десяти лет назад вышел первый сборник стихов Руфи, это ошеломило всех. Никто не мог поверить, что эта язвительная, желчная особа способна создавать такую красоту. Но Эм не была удивлена. Она всегда это знала. Так же как и Клара. Это общее знание было одной из многих причин, по которым она симпатизировала Кларе с той самой минуты, когда та, еще очень молодая, слишком самоуверенная и необыкновенно талантливая, впервые появилась в Трех Соснах. Подобно маленькому мальчику из «Шестого чувства», Клара видела то, чего другие увидеть не могли. Но только ей было дано видеть не призраков, а добро. Эта ее способность даже пугала Эм. Так легко видеть в окружающих людях только плохое, ведь это служит прекрасным оправданием наших собственных неблаговидных поступков. Но добро? Нет, только по-настоящему выдающиеся личности способны разглядеть его в других.

Хотя Эм прекрасно понимала, что далеко не в каждом человеке было что разглядывать.

Она подошла к стереосистеме, открыла ящик и осторожно приподняла лежавшую там старую шерстяную варежку. Из-под нее она достала пластинку, поставила ее на проигрыватель и потянулась к кнопке включения. Ее согнутый, дрожащий палец чем-то напоминал немощный вариант перста Бога в «Сотворении мира» Микеланджело. Включив проигрыватель, Эм вернулась к дивану, нежно сжимая в руках варежку, как будто та все еще была надета на чью-то руку.