Артур Жейнов - Музыкант

– Я прикрою!

– Он убьет меня! И тебя убьет! Учти, живым брать не буду! Бью в голову, сразу!

– Я брошу гранату!

– Как, в голову?! Как, гранату?! – крикнул Саня. – За что?!

Раздалось еще несколько выстрелов, возле замка вздулись еще четыре точки.

– Топ-топ! Топ-топ! Ну, давай! Ну!..

– Беги уже! Придурок! – завопила Рита.

– Куда? Куда бежать?! – недоумевал Саня. Упал на колени, обхватил голову руками. – Я сошел сума! Черви! Черви в моей голове! Чего хотите от меня?! Что мне делать?!

Рита догадалась. Похоже, и Кубинец начинал понимать, что происходит.

– Подними руку, – неожиданно спокойно потребовал он.

«Левую или правую?» – подумал Саня.

– Левую.

Парень подчинился.

«Ты не сделаешь мне больно?»

– Теперь вот что, – услышал он. – Напротив, только чуть левее, правильно смотришь, ага… там кладовка, в ней люк. Шагай-шагай, если хочешь жить. Торопись!

Саня поспешил в указанном направлении.

– Стой! – последовал очередной приказ. – Вон там в углу, видишь, большая черная скрипка?..

Павел Игоревич приходил в себя. Дыхание участилось, веки задрожали. Он сделал глубокий вдох, поперхнулся слюной и закашлялся. Сквозь возню в коридоре, фырканье и чей-то смех пробивался знакомый голос. Прислушался. Да, так и есть, один из его подчиненных, Сергей Иванович, тихо, неуверенно о чем-то рассказывает. Слышно, как шмыгает носом, будто хочет заплакать. Иногда замолкает, и тогда доносится мягкий участливый голос незнакомца. Кажется, он говорит, улыбаясь, но самих слов не разобрать. Какие-то обрывки фраз, редкие возгласы… «Разговаривают на английском», – отметил профессор после очередной реплики незнакомца. Открыв глаза, он повернулся на бок, опираясь на локоть, приподнялся. Помещение знакомое, это склад, здесь хранится оборудование, не пригодившееся для эксперимента. Тут все цело.

«Варвары, чувствую, пришли громить! – с горечью подумал ученый. – Они уничтожают самое ценное, самое дорогое. А тут что? – хлам».

От халата несло гарью, спина была мокрая, а когда понял почему, то вздрогнул. От двери к ногам тянулся почти сухой кровавый след. Чужая кровь! Сюда, по коридору, его тащили за руки, вот одежда и впитала как губка.

Дверь скрипнула, показалось приветливое мужское лицо.

– Не разбудил, Павел Игоревич? – прошептал активно лысеющий брюнет лет сорока. Профессор не ответил. Медленно поднялся и, кряхтя, уселся.

– Вы чуть не сгорели. Вовремя ребята подоспели. Никому не скажу, но с пожарной безопасностью у вас тут не все в порядке. – Помолчав, брюнет подмигнул и продолжил: – А я нам чаю заварил, Павел Игоревич. Пойдемте чаевничать, – позвал незнакомец, кивком показывая вправо, и исчез.

Профессор нехотя последовал за ним. В коридоре, вдоль стены, лежали три тела. Двоих он узнал, а третий был повернут лицом к стене. От страха у профессора перехватило дыхание, его прошиб холодный пот, и плечи и руки затряслись. – Сюда-сюда! – поманил рукой незнакомец.

Он уже сидел за столом, кем-то сдвинутым к середине комнаты. Когда профессор вышел на свет, брюнет пододвинул ему стул. Ученый осмотрелся. Рядом с незнакомцем, уткнувшись взглядом в одну точку и держа в руках стакан чаю, сидел Сергей. В торце помещения, в так называемом «красном уголке», на корточках, переминаясь с ноги на ногу, кто-то длинный, худой, с горбатым носом стучал логарифмической линейкой по решетке. А когда в клетке громко фыркало и шипело, он, трусливо отпрянув от сетки, начинал хохотать, – да так сильно, что терял равновесие. Чтобы не упасть, опирался кончиками пальцев растопыренной пятерни в дощатый пол.

На этом огромном, тяжелом столе Павел Игоревич разделал не одну крысиную тушку. Но сейчас ни скальпелей, ни микроскопов на нем не было. Стол был на треть застелен скатертью. Ближе к незнакомцу стоял самовар, несколько пустых стаканов, пачка рафинада и коробка чая в пакетиках.

Наливая кипяток, брюнет произнес: – Не стесняйтесь, профессор. Вы же у себя дома. Интересное у вас тут место. Столько познавательного. Приборы всякие… Я таких и не видел никогда. Я ведь, знаете, простой сельский парень, к тому же впечатлительный. Рос в простой фермерской семье. Что я видел? Но, скажу вам, города меня всегда пугали. Весь этот прогресс… Все стучит, дымит… Индустрия. А нужна ли она – не знаю. Жили бы мы все в лесу, камнями индеек с веток сшибали, форель ловили, оленей… Чем плохо? Но человек, он такой… Он в этом раю большой кирпичный дом построит, вот как этот, приборов разных напридумывает и закоптит все небо. Правда? Ну чего встали? Не робейте! Вот я вам кипяточку плеснул. Вот пакетик. Вам сколько сахару? Я три положу, как себе. Берите.

Профессор сел на стул, взял стакан и сразу обжегся.

Незнакомец очень обеспокоился.

– Ну что вы, Павел Игоревич, осторожней… Это же сто градусов… Или меньше? Быстро остывает? Скажите, вы же ученый.

Павел Игоревич поежился на стуле и спросил:

– А где мои люди? Где остальные?

– Люди? А, ваши сотрудники? Я их отпустил. Домой. Домой отправил. Пусть отдыхают. Дома хорошо. Телевизор. Душ можно принять горячий… Или холодный, – кто как любит. Книжку, там, почитать. Дом есть дом.

– Еще чайку, Павел Игоревич?

– Пожалуй, не откажусь.

Почти минуту молча пили чай. Незнакомец, словно влюбленный, не отрывая глаз, разглядывал профессора и улыбался.

– Еще чайку, Павел Игоревич?

– Пожалуй, не откажусь.

– С удовольствием, – незнакомец принял стакан и добавил кипятку. – Вот мы тут с Сергеем Ивановичем разговаривали… И какой-то разговор у нас получается нехороший, неправильный, что ли. Он хороший человек, но, чувствую, не хочет мне открыться, говорит все не то. Все жду, когда же вы к нам присоединитесь. Да. Очень мне ваш эксперимент любопытен…

– Он меня укусил, Рэм! – вдруг закричал носатый. – Ха-ха-ха! Кусается, паразит пушистый! Пугало красноглазое! – Засунув линейку между решеток, носатый снова принялся дергать ее туда-сюда. – На! На! Получай! Не нравится?! На! На!

Добрый собеседник Павла Игоревича вдруг изменился в лице, схватил со стола самовар и с силой метнул в носатого. Попал. Кипятком ошпарило бок и ляжки. Носатый, не удержавшись на ногах, упал, закричал и завыл от боли:

– За что? За что? Как больно?.. У-у-у-у…

Рэм вскочил со стула, кинулся к нему и, потрясая кулаком перед лицом, прорычал:

– Животное! Тварь! Играешься, скотина! Все у тебя хорошо?! Все получилось?! Голову отпилю! Голову! Ты еще хуже этих уродов! – ткнул пальцем на клетку. – Животное.

– За что, Рэм?! За что? Я сделал свою работу! Я взял Кастро! Как обещал!

– И ты успокоился! И ты успокоился, да?!

– Сейчас он придет в себя и расскажет про мальчишку, – заплакал носатый, схватившись за бок. – Больно, как больно!..