Андрей Курков - Последняя любовь президента

Прислонившись спиной к кафельной стенке, я глотнул игристого вина. И ко мне вернулось спокойствие.

Киев. Август 1985 года.

Странное дело! Иногда ляпнешь что-нибудь впопыхах, а оно становится реальностью! Я еще спал, когда мать собиралась на работу. Она зашла в спальню, потормошила меня и, видимо решив не портить себе настроения и не вытряхивать меня из кровати силком, опустила рядом с моей головой на подушку большой конверт.

Внутрь конверта я заглянул уже позже, когда пил чай на кухне. Достал официальный листок с печатью и подписью и обомлел. Это была рекомендация-характеристика из военкомата бывшему рядовому Бунину С.П., выданная после службы в Советской Армии для поступления на льготных условиях в Институт легкой промышленности. Характеристика была просто блестящей. Оказывается, я был «неоднократно поощрен» и награжден знаком «За успехи в боевой и политической подготовке». Интересно, во сколько маме обошлась эта рекомендация? Хотя военкомы – народ пьющий и простоватый. Может, двух бутылок хорошего коньяка и хватило!

Несмотря на ехидную улыбку, появившуюся на моем лице, что-то внутри подсказывало: это твой шанс! Не упусти!

Я попытался вспомнить, когда я в первый раз задумался об общепите? Может, у меня было голодное детство? Вроде нет. Ну ладно, легпром так легпром!

Киев. Сентябрь 2004 года. Суббота.

Я вернулся домой около часа ночи. Аккуратно, чтобы не разбудить лишним шумом Светлану, открыл двери и на цыпочках прошел в коридор. Но все мои старания оказались напрасны. Светлана не спала. Она сидела в кресле и смотрела телевизор.

Как только я заглянул в гостиную, удивленный доносившимися оттуда голосами, она поднялась, поправила на себе просторный махровый халат тигровой расцветки и щелкнула дистанционкой, тут же превратив какой-то российский сериал в черный квадрат Малевича.

– Я уже думала, что засну до твоего прихода! – Она обняла меня, перегнувшись через свой круглый живот. – Есть хочешь?

– Нет, я же на новоселье был.

– Звонила Валя из Швейцарии. – Светлана оглянулась на телефон, словно он должен был подтвердить факт звонка. – Давай сядем, мне уже тяжело стоять.

Мы сели на диван.

– Представляешь, ей врачи определили тот же день родов, что и мне! Двадцать седьмое октября! Просто чудо какое-то! Мы можем родить с ней в один день!

– Правильно, вы же зачали в одну ночь! Помнишь? – поспешил я с научным объяснением этого чуда.

Хорошо, что Светлана пропустила мои слова мимо ушей.

– Она уже нашла хорошую клинику в Цюрихе, – продолжала Светлана. – Не слишком дорогую. Она хочет, чтобы мы рожали вместе, ты же не против?

– Конечно, нет!

– Я ей так и сказала! Представляешь, будем с ней тужиться через стенку! Смех да и только! Я ведь роды только в кино видела!.. Дима захотел принимать участие, врачам помогать, представляешь! Только я не хочу, чтобы ты был там рядом. Не хочу! Там при клинике есть маленькая гостиница. Будешь в номере ждать! Хорошо?

– Хорошо.

– Да, еще Валя сказала, что у Димы проблемы были. – Взгляд Светланы вдруг стал виноватым. – Он из дому убегал. Два дня его не было. Ушел пешком аж за сорок километров. Просто взял и пошел вдоль дороги. А потом сел на автобусной остановке и сидел несколько часов, пока местные швейцарцы полицию не вызвали. Хорошо, что они такие подозрительные, а то простудился бы. Как раз дожди шли. Ему профессор после этого десять уколов назначил. Теперь он снова в порядке. Может, чаю хочешь?

– После шампанского? Нет! Давай лучше еще шампанского откроем!

– Давай, только я чуть-чуть, ты же понимаешь!

– Понимаю, понимаю, – проговорил я, поднимаясь с дивана.

– Нет, ты только представь себе: трое наших общих детей появятся на свет в один день в одном месте! Это так красиво! Удивительно красиво! В одну ночь зачали и в один день родим! – Она радостно засмеялась, потом поднесла ко рту ладони так, что верхние фаланги тонких пальцев прикрыли смеющиеся губы. Счастливее и глупее я Светлану ни разу в жизни не видел!

Киев. Декабрь 2015 года.

Умом Россию не понять. Это точно.

Коля Львович прибежал с этой видеокассетой полчаса назад, и я словно окунулся в мир сказок Андерсена. Только почему-то все сказки слились в одну, и эта одна происходит в Москве.

– Еще раз? – оборачивается ко мне Коля Львович. В его руках два пульта: от телевизора и от видеомагнитофона.

– Давай!

Снова на большом плоском экране появляется русская тройка – новостийная заставка телеканала РТР. Потом уже сам репортаж. Зимние улицы российской столицы. Вечер, украшенный яркими хризантемами уличных фонарей. И многотысячный крестный ход.

«Миллионы православных россиян, – гордо произносит за кадром диктор, – с огромным душевным подъемом восприняли решение высочайшего Синода о возведении в святые истинного защитника сирых и убогих Владимира Ильича Ульянова-Ленина, ставшего жертвой иудейки Фаины Каплан. С сегодняшнего дня он будет известен всему православному миру как святой великомученик Владимир. По согласию российского президента и Патриарха Русской Православной Церкви мощи Святого Владимира останутся пока что в каменной опочивальне у Кремлевской стены, но слово «Мавзолей», не соответствующее канонам православия, будет убрано. Если вы присмотритесь к участникам крестного хода, то наверняка заметите, что многие из них уже держат в руках иконы с ликом святого великомученика Владимира. А теперь новости спорта…»

Коля Львович выключает телевизор. Снова тяжело вздыхает.

– Надо как-то реагировать, – шепчет он без энтузиазма.

– А может, подождать? – спрашиваю я. – Все-таки наша политическая традиция – не реагировать, а выжидать!

– Но общее отношение к этому надо выработать! – упрямится Коля Львович, и я чувствую, что он прав. – Надо узнать, как к этому святому будут относиться наши патриархи!

– Добро! Возьми с собой главу Комитета по делам религий и объедь всех. Потом доложишь!

Коля Львович уходит медленно. У него такое выражение лица, будто я приказываю ему перейти минное поле. Но он сам принес эту весть. Его она больше, чем меня, возбудила. Значит, у него должно хватить решительности разобраться с этой сказочной ситуацией, в которой есть все, что необходимо для увлекательного детского сюжета: принц в хрустальном гробу, толпы юродивых с иконами и хоругвями, снежок и желтые одуванчики уличных фонарей. Да, забыл! Есть еще Бог, наблюдающий с небес за происходящим.

Киев. Октябрь 1986 года.

Жизнь уже тем хороша, что ею иногда можно управлять, как мотоциклом. Взять, развернуть на девяносто градусов и дальше по прямой. Только новая прямая интереснее старой. Вот и нынешняя моя прямая – одно удовольствие. Никогда не думал, что студенческое бытие – такой кайф! Учишься себе на тройки-четверки, ходишь на дискотеки и в общагу к студенткам. Получаешь тридцать шесть рублей стипендии, и это при том, что чашка кофе в кафешке рядом с Легпромом стоит семь копеек! Все надо делать вовремя. И я действительно совершенно вовремя принял правильное решение. Пусть остальные студенты младше меня на несколько лет. Зато у меня позади армия, а впереди – уверенность в завтрашнем дне. И относятся ко мне, как в армии к «старику». И преподаватели особенно не достают. Азы общественного питания я уже освоил. Историю КПСС изучаю пунктирно. Наш профессор по марксизму-ленинизму не любит ни Сталина, ни Брежнева. Его главный герой – Никита Хрущев. Вот он и рассказывает нам время от времени о главном кукурузоводе СССР и о том, как несправедливо с ним поступил Леонид Ильич и прочие члены Политбюро. Учеба как учеба. Не цель, но оправдание веселой студенческой жизни.