Людмила Бержанская - Помоги мне тебя оправдать

Ответ был однозначным: его отъезд связан с большими изменениями в деятельности фирмы. Хорошо, что, готовясь к этому визиту, узнала номер телефона еженедельника «Друг». Уже при прощании, секретарь попросил у меня визитку. Я понимала, что прокололась. Но сейчас это было уже неважно. Пустив в ход все свое обаяние, назвала номер телефона редакции.

Весь день меня не покидало чувство холода в этом, почти роскошном, особняке. А потом поняла: в нем нет женщины. На этой фирме не работают женщины. В оформлении интерьера нет уюта, нет тепла. Все есть, а этого нет.

Куда же двигаться дальше?

Банк. Нужно звонить Инке.

Вот уж подружка. Верная, верная. А видимся так редко. Жизнь, какая-то дурацкая круговерть, не дает возможности остановиться, обернуться по сторонам. Все вперед и вперед. Вспоминаю, как ее в детстве называли «канцелярской крысой». Она первая одела очки. А еще страсть к математике (скорее к арифметике) и географии, была беспредельна. Часами у географической карты. До сих пор не могу понять, что нового можно каждый раз увидеть на одной и той же карте? К окончанию школы, кличка сменилась на «бухгалтершу». Так что, дальнейший путь был определен.

Она много лет работает в банках. Все про них знает.

Звоню.

— Попросите Инну Филипповну. Алло, Инесса, это я.

— Кто я?

— Арманд, мне, видимо, нужно почаще звонить, чтоб не забывался голос.

Арманд — это ее еще одна детская кличка. Инесса у нас ассоциировалась с нежным чувством вождя.

— Леночка, это ты?

— Конечно.

— Говори, только быстро, я очень занята.

— Тогда я позвоню домой.

— Хорошо. Я буду часов в семь, звони.

Вечером рассказываю ей о том, что мои знакомые должны начать финансовые дела, а может быть делишки, с фирмой «Хозарсифь», реквизиты которой я четко диктую.

— Так что ты хочешь от меня?

— Узнать их финансовое положение.

— А ты знаешь, что это коммерческая тайна?

— Не знаю, но догадываюсь.

— Тебе это нужно?

— Правда, нужно.

— Это нужно тебе или твоим знакомым?

— Это нужно мне.

— Хорошо, завтра позвони.

— В котором часу?

— Вечером. В десять часов.

— Спасибо.

— И это все? Хоть бы потрепалась. Рассказала о себе, о наших.

— Сто лет никого не вижу, ни о ком не слышу.

— Слушай, приходи завтра. А я тебе, заодно, все расскажу без всяких телефонов.

— С удовольствием.

— До завтра.

Давно я не проводила так хорошо вечер. Да, и вечером это можно назвать внатяжку. С восьми до четырех утра. С таким удовольствием. Друг о друге. О знакомых. Вспоминали, горевали, сочувствовали. А главное, искренне, не боясь, что не так поймут, не оглядываясь. Как все-таки нас разбросала судьба. В молодости казалось, что мы равны. Но, разве что, оценки в школе. Мы не знали еще знамен, на которых должность и обеспеченность родителей сверкает яркими буквами. Их никто не выставлял перед собой.

Помню, Филипп Иванович, отец Инки, рассказал как-то об интересной встрече. Он работал главным инженером завода. Летом решил дней на 10 поехать в обыкновенный дом отдыха, в лес, на речку, отдохнуть. В столовой, за столом, с ним сидел мужчина, эдакий красавец его возраста, любитель похвастаться своими похождениями. Увидев спокойного собеседника, решил открыть свою душу. Он рассказал о том, что много-много лет провел в тюрьме, о своих похождениях и победах вдалеке, за Уралом. В общем, герой и все. И надо же было Филиппу Ивановичу уточнить, где тот отбывал свою трудовую повинность. Оказалось, что в те же годы, Инкин отец работал там директором. Это уточнение ввело собеседника в замешательство: директор и зэк за одним столом. Правда, бывший директор и бывший зэк. В рассказанной истории меня удивило резюме: на каком-то этапе жизнь нас держит на разных полюсах. Проходят годы, и никто не дает гарантию, что мы не окажемся за одним столом. Хорошо, если это столовая дома отдыха.

После школы прошли годы, мы изменились. Нет, не совсем. Характеры остались. Что-то главное, а может, и неповторимое, осталось. Хотя приспособление к жизненным обстоятельствам, которые бесконечно предлагает жизнь, дали о себе знать. Ведь приспособление — почти всегда наступление на собственную душу, еще и на принципы, которые в молодости с огромными муками вырабатывали в себе. А в результате, мы оказываемся заложниками этих уступок. Не хорошее слово «заложник», безнадежное.

Мы вспоминали о своих мечтах, которые, обязательно, сопровождают юность. О том, что не знает молодость простую истину : что достигнутая мечта, оказывается развенчанным мифом . Вспоминали всех, с кем связана общая молодость. И, конечно же, Аллу. Ее решение пойти в милицию удивило тогда. Она была довольно мягкой девушкой в общении. Все посчитали, что ей пообещали квартиру. Отдельно от родителей. Об этом мечтал каждый из нас. Где-то, в глубине души, многие считали ее шаг большой уступкой в жизни. Но то, что мне рассказала Инка через столько лет, через жизнь, меня поразило. Чего греха таить, 30 лет — это жизнь. Оказывается, Алла была изнасилована. И это стало главной причиной ее жизненного решения. Скорее всего, Инка хорошо знала эту историю. Но к чему мне подробности, да и через столько лет.

Я не поняла, было ли физическое изнасилование или отвратительная попытка, но случившееся, видимо, потрясло ее. Наверно, историю ее знали немногие, поэтому и удивлялись. Страшная вещь — насилие. Ни тело, ни душа не переносит этого.

Где-то в полночь, я вспомнила о цели нашей встречи. Оказывается, в день убийства, Митин часть денег снял с расчетного счета, а валютный счет перевел в другой банк. В общем, «Хозарсифь» с тех пор еле-еле сводит концы с концами. Но и это не все. Право первой подписи банковских документов было передано заместителю. Все, чин по чину. Через нотариуса.

Как сказала Инна: «Утек».

Значит, все считают, что смылся.

Как же Живой так подгадал? А может, ни один месяц наблюдал за ним? Митин, наверно, почувствовал эту слежку и решил испариться. Мне кажется, что тот вечер они провели вместе, а позже Живой его просто не отпустил. Господи, чего я только себе придумала. Тут все проще простого — деньги.

Зачем Живому 200 у.е., когда большие деньги оказались у него на счету и в кармане. А я себе придумала.

Последнее время мне на душу улеглось успокоение. Все, хватит дурью маяться. Два мужика устроили междусобойчик, а я, великий Коломбо, решаю криминальные задачи. Делать мне больше нечего.

Где-то, через месяц, позвонила Инесса, спросила о знакомых, которым нужен был «Хозарсифь», и, между прочим, попросила никогда не вспоминать ее откровениях в отношении Аллы. Я даже обиделась. Она ведь меня знала. Наверно, на всякий случай. А потом спросила, помню ли я Диму Митина. С голосом, полным искреннего удивления, я поинтересовалась: а кто это?