Лев Корнешов - Последний полет «Ангела»

— Пятнадцать наших товарищей погибли на фронтах Великой Отечественной войны, восемь — в мирное время. Конечно, основная тяжесть потерь после Победы пришлась на первые послевоенные годы, однако недаром же чекистам и сегодня партия доверяет право иметь оружие, — сказал майор Устиян.

Алексей кивнул: да, он это понимает.

— Вам, не сомневаюсь, знакомо слово «розыск».

— Конечно.

— Именно розыском мы с вами и будем заниматься. Розыском уцелевших, забившихся в разные щели военных преступников, лиц, изменивших Родине, предавших ее.

Алексей молчал, он ожидал, что майор более подробно расскажет об этом.

— Разочарованы? — по-своему истолковал его молчание Устиян.

— Думаю, — кратко ответил Алексей.

— О чем, если не секрет? Поделитесь своими мыслями.

— В моей семье тоже есть печальная страница — карательный отряд, которым командовал какой-то Коршун.

— Коршун?

Майор изредка, но не грубо, а тактично, подчеркивая этим свое внимание, перебивал собеседника, уточняя заинтересовавшую его информацию.

— Такая у него была кличка — Коршун. Его карательный отряд полностью уничтожил весь наш род и село Адабаши. В отряде были гитлеровцы и предатели-полицейские. Но я почти не сомневаюсь, что никого из них уже нет в живых. Прошло сорок лет…

— Почти не сомневаетесь?

— Вы понимаете, почему я так сказал.

— Вот видите, вы не можете убрать из своего печального рассказа маленькое словечко «почти»… Наверное, слышали о судебных процессах, которые прошли в последние годы над предателями и изменниками Родины? Читали? А как они заметали следы, маскировались! И все равно пришлось платить за все.

— Единичные случаи, — не очень уверенно сказал Алексей. — И боль эта — вчерашняя. Нет-нет, — поправил он себя. — Я прекрасно понимаю, как важно найти и покарать убийц, даже если они в очень далеком прошлом творили свои злодеяния. Но вот вчера я узнал, что ворье обчистило квартиру моего товарища… Был случай, вы о нем, конечно, знаете, все тогда говорили об этом, хулиганы забили насмерть случайно встреченного прохожего. Так, от нечего делать. Или становится известно о взятках и взяточниках, мелких и крупных казнокрадах… Не целесообразнее ли сосредоточить внимание именно на том, что болит сегодня?

Никита Владимирович согласно кивнул:

— Да, у нас еще много непорядка. К сожалению, встречается и то, о чем вы говорите. Больно становится, когда узнаешь, что совершено преступление или что человек, которому многое было доверено, запятнал свою совесть и честь мздоимством, попойками… С такими будем бороться. Знаете, как сказал Феликс Эдмундович в своей последней речи: «Я никогда не кривлю своей душой; если я вижу, что у нас непорядки, я со всей силой обрушиваюсь на них». Этот завет Дзержинского для нас незыблем и сегодня, хотя, конечно, и время у нас другое, и недостатки иные, совсем не те, против которых сражался Феликс Эдмундович… Однако между прошлым и настоящим есть своя связь… Впрочем, — сам себя остановил Устиян, — давайте условимся так: на ваш вопрос я отвечу, когда вы у нас немного проработаете. А может, вы и сами на него найдете ответ.

Майор, не вдаваясь в подробности, рассказал Алексею о той работе по розыску военных преступников, которую чекисты провели, что называется, по «горячим следам», сразу после войны. Были составлены максимально полные списки лиц, на совести которых оказались тяжкие преступления. Подавляющее большинство их предстало перед судом, однако кое-кому удалось ускользнуть, скрыться на Западе… Хотя и прошло уже много лет с той лихой военной поры, однако и сейчас нет-нет да и обнаруживались новые подробности кровавых злодеяний гитлеровцев и их приспешников, становились известными новые имена.

Алексею это было понятно — вот ведь «летает» где-то Коршун, ушел от правосудия Черный ангел. Устиян неожиданно встал, предложил:

— Пойдемте со мной.

Они прошли по коридору в небольшую комнату, где хозяйками были две пожилые женщины. Они встали, когда вошли майор Устиян и Алексей. Майор показал Алексею списки.

— Эти… все еще находятся в розыске. Против каждой фамилии кратко изложено, почему именно мы разыскиваем человека.

Алексей бегло просмотрел несколько страничек: против каждой из фамилий было с жестким лаконизмом записано: «участвовал в ликвидации гетто»… «лично истязал военнопленных».

— Зоя Александровна, — обратился майор к одной из женщин, — покажите, пожалуйста, нашему новому товарищу один из «отработанных» списков. «Отработанные», — объяснил он Алексею, — значит, внесенные в них лица, подозревавшиеся в преступной деятельности, разысканы, вина их доказана, они предстали перед судом и понесли наказание.

Алексей впервые в жизни видел документы такого рода и читал их с чувством, обозначение которому было бы трудно подобрать, настолько сложным оно оказалось.

«Гнидюк Степан Игнатьевич (Ващук), год рождения, предположительно, 1921-й, место рождения неизвестно. Кличка Гнида, обвиняется в совершении преступлений, предусмотренных частью 1 статьи 56 и статьей 64 Уголовного кодекса Украинской ССР с применением Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 марта 1965 года «О наказании лиц, виновных в преступлениях против мира и человечности и военных преступлениях, независимо от времени совершения преступления» и Постановления Президиума Верховного Совета СССР от 3 сентября 1965 года, разъясняющего применение этого Указа».

Далее шли некоторые сведения по этому самому Гнидюку-Гниде. Алексей, конечно, не разбирался еще в специальных отметках. Немногое ему сказали и ссылки на статьи и Указы… Однако уже одно это — обвиняется! — и суровое название Указа — произвели на него большое впечатление.

— Уголовное дело на преступника составило 17 томов» — объяснил майор Устиян. — Я запросил специально к нашей беседе заключительный, так сказать, том. Пройдемте ко мне в кабинет…

Они по пустынному уже коридору пошли к Устияну. Он протянул Алексею довольно пухлую папку с вшитыми в нее крепкой черной нитью материалами.

— Полистайте.

И увиделась Алексею за строками документов подлая жизнь Гнидюка, 1921 года рождения.

Он изменил Родине в конце 1941 года, добровольно сдался в плен гитлеровцам, в лагере выдал коммунистов и комсомольцев, участвовал в пытках и расстреле преданных им людей. Был вознагражден фашистами, окончил курсы «резервной полиции», принял присягу «на верность фашистской Германии», получал продовольственное и денежное содержание, имел на вооружении винтовку, револьвер и боеприпасы к ним.

Что творила эта Гнида?

Он вывел из хаты комсомольца Стасюка Петра, в саду поставил на колени и, стреляя из пистолета над головой, допрашивал, где партизаны. Когда Стасюк вскочил и бросился бежать, Гнидюк застрелил его выстрелом в спину.