Лев Корнешов - Последний полет «Ангела»

Адабаш знал, где проходит линия обороны врага, он ведь прополз здесь все метр за метром, тенью проскользнул среди руин. Это было вчера ночью, всего лишь меньше суток назад, а кажется — очень давно. Выбрался ли к нашим сержант?

— На что вы надеетесь, господин капитан? — Вилли спросил это почти безразлично и только чуть дрогнувший голос выдал его волнение.

— На свое счастье, — ответил Адабаш. — И еще на Орлика. Так зовут моего товарища, сержанта, — объяснил он, заметив недоумение на лице Вилли.

— С женщинами вы решили правильно, — одобрил фельдфебель. Он резко сказал фрау Раабе и Ирме: — Идите.

— Но… — запротестовала фрау Раабе.

— Извините меня, — стараясь произносить слова твердо и отчетливо, сказал Адабаш. — Но я не могу сейчас уйти отсюда, просто физически не в состоянии этого сделать. Поэтому Вилли закроет вас в подвале. Если придут эсэсовцы, заявите, что я загнал вас туда, угрожая убить. Плачьте, рыдайте, истерику закатите…

— Господин капитан, — пролепетала Ирма, — пожалуйста, скажите, что я могу для вас сделать? — Она едва не плакала. — Ведь вас убьют.

Она бесцельно ходила по комнате из угла в угол, и концы шали развевались, словно поникшие крылья уставшей птицы.

— Меня тысячу раз уже убивали, и, как видишь, я все еще жив…

Он не нашел нужные немецкие слова, и Ирма услышала не совсем то, что ему хотелось сказать: «Меня тысячу раз убивали, ничего, если убьют еще раз».

— Идемте, — отрывисто повторил Вилли, он хорошо знал, что властный тон на добропорядочных немецких женщин действует безотказно.

— Прощайте, господин капитан, — тихо произнесла Ирма.

Адабаша обозлило, что она прощается с ним, будто с покойником, ишь ты, сколько безропотной покорности судьбе в голосе этой девицы. А ведь совсем недавно, наверное, вместе с другими, такими же, как и она, неистовствовала: «Зиг хайль!»

— Не хорони меня, Ирма, — преодолевая раздражение, сказал Адабаш. — Рано еще. Пройдет все и тогда… Да и тебе рано умирать. Минует все это, — он показал куда-то в пространство, — и начнется другая жизнь.

— Семья фон Раабе умеет быть благодарной, — мать Ирмы изрекла это с тем обещающим достоинством, в котором слышалась готовность выполнить любые пожелания господина капитана, когда он окончательно станет победителем. — Наша Ирма будет при вас внимательной и заботливой сиделкой.

— Не надо, мама, — Ирма вспыхнула неярким румянцем, поспешно бросилась собирать вещи для переселения в подвал.

Прошло какое-то время, и Вилли возвратился. О том, что по лестнице поднимается именно он, Адабаш догадался по сухому стуку протеза.

— Я останусь с вами, — сказал Вилли. — Кое-что я тоже умею, — он покосился на оружие капитана. — К тему же выпадает удобный случай сделать то, что я обязан был сделать гораздо раньше — отомстить за отца.

— Оставайся, Вилли, возьми мой пистолет, — Адабаш внешне равнодушно воспринял решение этого фельдфебеля-инвалида, но в душе порадовался. Капитан попросил его: — Пойди, пожалуйста, вниз и отопри входные двери. Не надо, чтобы Орлик выбивал запоры.

— Вы так уверены, что сержант придет? — удивился Вилли.

— Конечно, иначе чего бы мы стоили, если бы бросали друзей в беде. Орлик придет.

Вилли снова спустился вниз, погремел запорами. Потом они стали ждать. Время близилось к полуночи, когда Адабашу показалось, что тихо скрипнула входная дверь. И опять установилась тишина. Капитан знал, что Орлик может часами стоять неподвижно, выжидая, пока враг первым сделает опрометчивый шаг, выдаст себя. Наверное, он вошел в дом, чтобы выяснить судьбу Адабаша. На месте Орлика он поступил бы именно так: раненый оставался во дворике коттеджа, значит, жители могли видеть, как его добивали или уносили. И вторая возможность не исключалась: раненый, почувствовав себя лучше, мог сам проникнуть в дом.

Адабаш и Вилли вслушивались в неустоявшуюся тишину, пытаясь по неясным звукам определить, что происходит там, вокруг коттеджа. Временами раздавались громкие шаги под окнами — это проходили солдаты. Совсем близко прозвучали выстрелы и послышался вскрик, наполненный болью. Снова тихо скрипнула дверь. Орлик? Или отец Ирмы, эсэсовец, у которого тоже были причины избегать встречи с солдатами? А может, дезертир забрел, мародер: одни в эти дни умирали, другие грабили…

Умирали совсем рядом — снова послышались выстрелы, команды, крики… Часы пробили полночь. Вдруг Вилли сжал руку капитана, давая знать, что в доме кто-то есть. Адабаш взял автомат. Вилли бесшумно встал у двери, он теперь был бы за спиной у тех, кто мог войти.

Раз или два мелькнул лучик фонарика — обследовали комнаты первого этажа. Наконец в тишине, разрываемой редкими взрывами снарядов, послышались тихие шаги по лестнице. Адабаш выжидал, давая возможность неизвестному подняться выше.

— Сержант! — вполголоса позвал он, надеясь и не веря, что это пришел Орлик.

— Здесь, капитан! — послышалось в ответ.

Уже не таясь, но и не особенно поднимая шум, в комнату вошел Орлик. Вслед за ним ввалились человек пять разведчиков. Сразу стало тесно, запахло ночной сыростью и дымом.

— Здравствуй, Орлик, — голос Адабаша дрогнул.

— Свет зажечь? — спросил сержант, выловивший в темноте лучиком своего фонарика кровать и капитана на ней.

— Шторы надежно задернуты, Вилли? — по-немецки спросил Адабаш.

— Так точно, господин капитан.

Вилли с пистолетом в руке занимал позицию против входа.

В комнате мгновенно установилась тишина, Адабаш ясно ощутил напряжение, которое возникло после его слов. Оно было как токи высокой частоты: неосторожное движение и…

— Не стрелять! — приказал он на всякий случай.

— Это еще что за фокусы? — спросил Орлик без видимого удивления. — Кто такой?

— Немец. Фельдфебель. Надежный человек, не беспокойся.

Ну как ему объяснить, кто такой Вилли, если этого Адабаш и сам не знал? Может, действительно из тех немцев, которые ненавидели фашизм и ждали своего часа, а может, и маскируется, использует стечение обстоятельств для собственного спасения?

— Это он пусть беспокоится, — проворчал Орлик, — скажите ему, пусть включит свет, раз он местный.

— Ты что, сержант? — удивился Адабаш. — Какой свет, если весь Берлин без энергии? Вилли, зажги свечу, пожалуйста.

Вилли пощелкал зажигалкой, поднял высоко свечу — поискал, куда бы пристроить. Поставил ее на камин, и колеблющийся огонек неярко осветил комнату.

— Положи оружие! — приказал ему Орлик.

Вилли шагнул к кровати, на которой лежал Адабаш, протянул ему пистолет.