Владимир Монастырев - Свидетель защиты

Разговор, наконец, зашел о деле Олега. И снова Андрей Аверьянович пожалел, что не может обрадовать сидящих за столом людей. Он повторил то, что говорил Вере Сергеевне.

— Убейте меня, не могу поверить, что мой Олег совершил такое преступление! — воскликнул Седых.

Андрей Аверьянович не собирался возражать: чем больше он узнавал о своем подзащитном, тем меньше верил, что Олег мог ограбить старуху. Но риторические восклицания, даже если они искренни, доказательством служить не могут, поэтому Андрей Аверьянович воздержался от восклицаний.

— Можно посмотреть комнату, в которой жили ваши сыновья? — спросил он.

— Конечно, — сказала Вера Сергеевна, — идемте.

В соседней комнате стояли две узкие кровати, застланные одинаковыми светло-серыми покрывалами. Тут было два небольших письменных стола, два узких стеллажа с книгами. И здесь на стенах висели офорты и репродукции с картин. Андрей Аверьянович легко — и по книгам, стоявшим на полках, и по репродукциям — определил, какая половина принадлежала Олегу, какая — Игорю. У младшего опять был Нисский — яхты у причала, старший прикнопил на стену вырезанных из журналов «Шоколадницу» Лиотара и обворожительную Сильвану Пампанини, с волосами, захлестнувшими половину лица.

У Олега на полках стояли школьные учебники, стихи Мартынова и Смелякова, Евтушенко и Тютчева. На полках у старшего несколько специальных книг по математике и физике, учебник по автоделу, англо-русский словарь.

— Беллетристику Игорь читает? — спросил Андрей Аверьянович, обернувшись к Вере Сергеевне.

— Да, читает. Почему вы спросили?

— На его полках вовсе нет художественной литературы.

— Олег у нас книжник, поэтов он даже покупал, а Игорь пользовался книгами из библиотеки.

— Он состоял в той же, что и Олег?

— Нет, он последнее время не состоял в библиотеке, читал то, что приносил Олег.

— У них совпадали вкусы?

— Не всегда. Но Олег нередко брал по две книги — одну для себя, другую для Игоря.

Андрей Аверьянович еще раз окинул взглядом комнату. Разные люди в ней жили. Молодые, еще не окончательно сформировавшиеся, испытывавшие, казалось бы, одинаковое влияние школы и семьи, но такие разные. Что ж, так бывает: в одной семье растут дети совершенно непохожими по характеру, по наклонностям и дарованиям. Как в той сказке: «Старший умный был детина, средний сын и так, и сяк, младший вовсе был дурак…»

— Вы сказали — Олег покупал книги. — Андрей Аверьянович взял с полки томик стихов Мартынова. — Он что же, просил у вас денег на эти покупки или экономил на завтраках?

— Случалось, что экономил, иногда просил рубль, и я ему не отказывала.

— А Игорь получает стипендию в институте?

— Нет.

— И вы ему, как и Олегу, выдаете деньги на завтрак и на кино?

— Да.

— И он довольствуется этим?

Вера Сергеевна пожала плечами:

— Все необходимое у детей есть, а бездумно тратить деньги они не приучены. В конце концов, если бы Олегу очень понадобилось тридцать рублей, он попросил бы, я в этом уверена.

— А Игорь?

Вера Сергеевна помедлила с ответом:

— Н-не знаю. Он никогда не обращался с такими просьбами. Ни разу.

Андрей Аверьянович поставил Мартынова на место, в последний раз оглядел комнату и вышел в переднюю. Поблагодарив за гостеприимство, он стал прощаться.

— Я с вами, — сказал Михаил Михайлович, — мне нужно еще побывать на заводе.

Некоторое время они шли молча.

— В голове не укладывается, — первым заговорил Михаил Михайлович. — Не Игорь, а именно Олег…

— А Игорь, вы полагаете, мог бы ограбить старуху? — прямо спросил Андрей Аверьянович.

— Я этого не говорю.

— Я совсем не знаю вашего Игоря. Почти не знаю, — поправился он. — В деле имя Игоря встречается, хотя его и не допрашивали. А надо бы. Мне думается, об ограблении старухи он знает не меньше Олега. Может быть, даже больше… Я полагаю, с вами можно и нужно говорить откровенно…

— Да, конечно, — тотчас подхватил Михаил Михайлович, — я буду вам благодарен.

— Я не верю в то, что преступление совершил Олег. Он взял на себя чужую вину. Чью? Может быть, вину человека, которого мы не знаем, но которого хорошо знает Игорь. А может быть, и самого Игоря.

Они вышли к троллейбусной остановке.

— Пройдемся пешком, — предложил Андрей Аверьянович, — если не возражаете.

— Да, да, пройдемся, — согласился Михаил Михайлович. — Это трудный разговор, но без него не обойтись… Вам следует знать, что Игорь и Олег сводные братья. Игорю было немногим больше года, когда мы с Верой поженились. Я усыновил мальчика, мы уехали в другой город, чтобы никто не знал, что Игорь не родной сын мне. И никто не знал. Родился Олег, и мы изо всех сил старались одинаково относиться к сыновьям, вплоть до того, что покупали им одни и те же игрушки, одевали в одни и те же костюмчики. Упаси бог нарушить это равновесие! И они росли совсем разные. Не могу сказать, что у Игоря были какие-то недобрые задатки или склонности, но он эгоистичен, упрям, самоуверен. Олег ласков и покладист, боготворит мать… А мы к ним, таким разным, с одним воспитательным аршином, с одной мерой ласки и строгости… Это же в любой сфере беда, когда на одну доску ставят умного и дурака, мерзавца и порядочного, даровитого и бездарного. И не только на одну доску ставят, но случается, что дураку или мерзавцу отдают предпочтение. Когда мы видим такое, возмущаемся, негодуем, взываем к общественному мнению, а в семье у нас нередко творится то же самое, и мы не замечаем или не хотим этого замечать… Игорь был трудный мальчик, а мы не могли, не умели быть с ним жестче, нежели с Олегом… Не подумайте; пожалуйста, что я оправдываюсь, на кого-то перекладываю хотя бы часть ответственности. Нет, не перекладываю. Наши дети — это наша доблесть или наша вина.

Прошли еще одну троллейбусную остановку.

— Скажите, — спросил, Андрей Аверьянович, — как Олег относился к брату?

— Любил.

— И был всецело под его влиянием?

— Этого бы я не сказал. При всей человеческой мягкости Олег имел характер самостоятельный. Нет, он не был под влиянием брата, особенно последний год: Игорь поступил в институт, и они заметно отдалились друг от друга.

Еще помолчали.

— Не буду вас обнадеживать, — наконец сказал Андрей Аверьянович. — Я постараюсь доказать, что Олег не совершал преступления. Может быть, сумеем выяснить, почему он взял на себя чужую вину…

— Я вас понимаю. Поверьте, что я хочу только одного — развязать этот узел.

Они распрощались. Андрей Аверьянович весь вечер вспоминал этот разговор. Седых был искренен и ничего не хотел скрывать. Другое дело, что он не все мог договорить до конца — слишком глубоко пришлось бы ему проникнуть, в сложный и, наверное, противоречивый мир их семейной жизни, куда он не хотел углубляться. Но он сказал достаточно, чтобы Андрей Аверьянович понял и узнал главное, что ему надо знать о жизни Игоря и Олега в семье.