Владимир Монастырев - Свидетель защиты

Андрей Аверьянович долго ломал голову над задачкой, решение которой сейчас должен был предъявить суду. Она, эта задачка, была тем более сложна, что подкрепить ответ на нее документами, прямыми уликами он не мог. Ему предстояло углубиться в область психологии, исследовать сложные семейные отношения. Имел ли защитник на это право? Андрей Аверьянович полагал, что не только имел право, но и обязан был это сделать.

Михаил Михайлович открыл ему семейную тайну, разглашать которую Андрей Аверьянович не мог: по-прежнему никто не должен знать, что братья Седых — сводные братья. Но сам-то Андрей Аверьянович это знал. И понял он из разговора с Михаилом Михайловичем: в сердце матери старший сын занимал больше места, нежели младший. Олег это чувствовал. И, видимо, не только не испытывал ревности, но считал справедливым. Сказал же он Андрею Аверьяновичу с неподдельной горечью о том, что Игорю не везет, люди обходятся с ним излишне сурово, а он заслуживает лучшей участи.

— Эпиграфом к одному из своих сочинений, — продолжал развивать мысль Андрей Аверьянович, — Олег избрал стихи Пушкина: «Пока свободою горим, пока сердца для чести живы, мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы». Прошло совсем немного времени, и он взял на себя вину преступника, ограбившего беззащитную старую женщину. Как это могло случиться? И может ли в душе одного человека так тесно уживаться высокое и низкое? Оказывается, может, потому что душа и ум этого человека еще не зрелы. Не боюсь сказать, что в душе Олега Седых жило искреннее желание совершить благородный поступок, он способен был на подвиг, но не нашел ничего лучшего, чем взять на себя вину брата, совершившего преступление.

Я не стану строить догадки по поводу того, зачем Игорю понадобились деньги и что натолкнуло его на мысль ограбить старую женщину. Хочу только подчеркнуть, что действия его выдают натуру жестокую, характер своевольный. Такой человек, если не обуздать его, оставить без должного внимания, может принести немало вреда обществу…

Андрей Аверьянович взглянул на судью. Тот слушал внимательно. Огромные глаза народной заседательницы были полны изумления. Заседатель в бостоновом пиджаке смотрел недоверчиво и настороженно.

— Что касается вопросов, которые относятся к Игорю Седых, то он ответит на них в свое время сам, — говорил Андрей Аверьянович. — Сейчас нам нужно выяснить, как ему удалось убедить Олега взять на себя вину. Я умышленно употребил слово «убедить». Легче всего, казалось бы, объяснить дело так, что властный, имеющий на младшего брата влияние Игорь подавил его волю и заставил взять вину на себя под тем предлогом, что Олег несовершеннолетний и с него меньше взыщут. Но от такого объяснения следует отказаться, хотя бы потому, что последнее время влияние Игоря на младшего брата было незначительным, а что касается воли, то я не склонен считать Олега безвольным юношей, кого можно подавить или запугать.

Еще раз хочу напомнить — и письмо одноклассников Олега, и его сочинения, и все, что мне удалось о нем узнать от родных и друзей Олега, рисуют нам образ молодого человека, способного на поступки благородные и самоотверженные. Это дает нам право на оптимистическую гипотезу, исходя из которой мы можем ответить на вопрос, почему он взял на себя вину брата.

Узнав от свидетельницы Люшниной, что в квартире у них люди в милицейской форме, Игорь бросился в школу, разыскал Олега и признался, что отнял у старой женщины сумочку с тридцатью рублями. Замечу — о том, что он ударил потерпевшую, Игорь умолчал. В этом можно убедиться, внимательно прочитав протокол первого допроса. Олег «забыл» эту деталь и только после того, как следователь нарисовал ему картину ограбления, он согласился — да, кажется, ударил. Согласиться с этим ему было нелегко, но пути назад оказались отрезанными.

Итак, Игорь признался брату, что ограбил, сказал, что ему грозит тюрьма, а если Олег возьмет на себя вину, его, как несовершеннолетнего, в худшем случае ненадолго отправят в колонию. Олег колебался и сказал бы Игорю нет, если бы тот не привел еще один довод: подумай о матери! Это был точно рассчитанный ход. Игорь знал, что Олег боготворит мать и понимает, каким тяжелым ударом будет для нее арест старшего сына, которого она любит больше всех на свете. В семье-то об этом знали.

И тогда Олег согласился.

Может быть, в деталях я допустил какие-то неточности, но в целом картина выглядит именно так…

…Андрей Аверьянович выразил уверенность, что суд примет правильное решение и не осудит невиновного. В противном случае он может впасть в двойную ошибку — покарает человека, не совершившего преступления, и оставит без наказания истинного преступника.

Суд вынес постановление: дело вернуть на доследование.

Андрей Аверьянович не сомневался, что теперь все станет на свое место. Он испытал облегчение, будто снял с плеч часть груза. Но не весь груз. Ему не безразличен стал Олег. Понял ли он, как глубоко заблуждался? Выслушал решение суда он с поникшей головой, бледный и жалкий. Как и прежде, не решался посмотреть в зал.

Вера Сергеевна Седых, привалясь к плечу мужа, стояла с закрытыми глазами. По щекам ее текли слезы, и она их не вытирала. У Михаила Михайловича было каменное лицо, оно, кажется, ничего не выражало, но эта неподвижность и отрешенность говорили о его состоянии больше, чем любая гримаса боли и страдания.

На улице Андрея Аверьяновича поджидал Костырин.

— Удивительно, — сказал он, пристраиваясь шагать в ногу, — как все это обернулось. Все мы чувствовали — что-то не так. Но такого поворота… В общем, горя семье Седых не убавили.

— Увы.

— Как все нелепо. Я имею в виду Олега: намерения вроде благородные, а результат… Вот уж поистине: «Дорога в ад вымощена добрыми намерениями».

— Кто-то из поэтов сказал, что добро должно быть с кулаками, — ответил Андрей Аверьянович. — Хорошее пожелание, но в жизни добро и благородство бывают наивны и беззащитны. Их надо остерегать и защищать. Иногда от них самих.

— А ведь Вера Сергеевна примерно тоже говорила: защищать Олега, может быть, от него самого.

— Она оказалась права.

— Хотя имела в виду не совсем то, что открылось на суде.

— Скорее всего, совсем не то.

У троллейбусной остановки они распрощались. Пожимая Андрею Аверьяновичу руку, Костырин сказал:

— Надо нам с вами все-таки посидеть как-нибудь за бутылочкой. Просто так, безо всяких дел, а?

— Надо бы, — согласился Андрей Аверьянович, подумав, что без дела, просто так едва ли они соберутся посидеть.

Костырин сел в троллейбус, Андрей Аверьянович решил пройтись пешком. Погода была отличная: слегка морозило, под ногами похрустывал ледок. Небо на западе было еще с розовинкой, в сквере на газонах лежал снег. Андрей Аверьянович предвкушал свободный вечер: придет он домой, включит настольную лампу и усядется с книжкой на диване. Оксфордским его знакомцам из романа Чарльза Сноу предстоит решить довольно запутанное дело. Любопытно узнать, как это у них получится.