Фридрих Незнанский - Живая бомба

Он повернулся к сидящему в кресле (нога на ногу, в белых зубах сигара) Ашкерову и спросил:

— Значит, это и есть ваш Камельков?

— Он самый, — отозвался Ашкеров. — Проник в клуб через окно и пытался пробраться в подвал. Утверждает, что следователь Генеральной прокуратуры! — Ашкеров откинул голову назад и негромко рассмеялся.

— Ну а вы что скажете? — обратился рыжеволосый к Камелькову.

— Сперва я хотел бы знать, с кем я говорю, — отчеканил Камельков.

— Что ж… Весьма разумный подход. Вы, уважаемый Михаил Петрович Камельков, говорите с начальником Московского уголовного розыска генерал-майором Грязновым. Устраивает вас такой ответ? Или вы желаете общаться только с президентом и министром МВД?

Камельков недоверчиво посмотрел на рыжеволосого:

— Если вы Грязнов, то должны знать, что я звонил вам сегодня утром. Вы мне порекомендовали обратиться к майору. Как его фамилия?

— Половцев.

— Точно! Вячеслав Иванович, вы даже не представляете, как я рад вас видеть! Но… Но постойте. Как вы здесь оказались?

— Очень просто. Мне позвонил мой старый друг и сказал, что на его клуб совершено нападение. Злоумышленник, который собирался разорить винный погреб моего друга, представился следователем Михаилом Камельковым. И вот я здесь! А как здесь оказались вы, молодой человек, ума не приложу. Да, и кстати, Азамат сказал, что вы были очень пьяны. Может, объясните, что это за концерт?

Камелькову вдруг стало мучительно больно и стыдно за прожитый день.

— Видите ли, Вячеслав Иванович, — преодолевая собственное смущение, начал он, — мне больно об этом говорить, но ваш старый друг Азамат Ашкеров — матерый бандит. В этом клубе находится центр по подготовке наемных убийц. В одном из подвальных помещений они оборудовали стрелковый тир. Мне бы не хотелось вас пугать, но мне кажется, что живыми нам с вами отсюда не выбраться. Если, конечно, вы не с ними заодно.

Грязнов посмотрел на Камелькова с веселым интересом.

— Забавный ты парень, — сказал он. — Вот только представления о мире у тебя неверные. Ты что же, сынок, в каждом кавказце видишь заведомого негодяя и убийцу?

— Не в каждом, — угрюмо ответил Камельков. — А только по наводке.

— По наводке, говоришь? И кто ж тебя навел? Кто надоумил?

Камельков потер пальцем висок и поморщился.

— Агент, которого мне порекомендовал майор Половцев, — тихо ответил он.

— Имя!

— Половцева?

— Агента!

— Э-э… Ростислав Гамов.

Глаза Грязнова насмешливо прищурились:

— Сколько ты ему заплатил?

Камельков уже понял, что попал впросак, но делать было нечего — когда спрашивает старший по званию, нужно отвечать.

— Триста рублей плюс водка и пиво.

— И все?

— У меня больше не было.

— Жаль. Добавил бы еще сотню баксов — он бы рассказал тебе о том, кто убил Кеннеди. — Грязнов повернулся к Азамату Ашкерову и спросил: — Знаешь этого Гамова?

— Еще бы! с усмешкой ответил тот. Это тот бездельник, которого я уволил три месяца назад за пьянство и воровство. Он работал у меня охранником. «Работал» — это только так говорится. На самом деле слонялся из угла в угол да бармена на жалость пробивал, чтобы тот стопочку ему нацедил. А когда понял, что того слезами не возьмешь, перешел к активным действиям. За неделю на двести баксов товара пропало.

— Воровал, значит?

— Скорее — выпивал.

Грязное посмотрел на Камелькова:

— Ну что, Шерлок Холмс? Понял теперь?

Камельков понуро опустил голову и кивнул:

— Понял.

— В следующий раз хотя бы ходи на дело трезвым. Позоришь ведь всю нашу братию.

— Слушаюсь. — Камельков поднял на Грязнова жалобные глаза: — Вячеслав Иванович, да я вообще не пью. Это ж для дела. Чтобы войти в контакт с ценным агентом. Я ведь не знал, что он такой подонок.

Грязнов поднялся со стула:

— Ладно, артист, пора восвояси. За свою человеческую честь можешь не опасаться — Азамат заявление подавать не будет, а вот насчет профессиональной… Чего сидишь? Пошли уже, хватит позориться.

Грязнов повернулся и направился к выходу. Камельков уныло поплелся за ним. У двери Грязнов обернулся и махнул рукой Ашкерову, тот махнул в ответ.

На улице стало пасмурно, накрапывал мелкий дождик.

— Вот черт, а я без зонта, — пробурчал Грязнов, не глядя на Камелькова. Он поднял голову и посмотрел на затянутое тучами небо. — Похоже, зарядил надолго. Ты как сюда добирался, на машине?

— На такси.

— Деньги на обратную дорогу есть?

Камельков, все еще боясь посмотреть в глаза генералу, покачал головой:

— Нет.

— Ладно. Так и быть, подброшу тебя до места основной службы. Ты хоть иногда на Дмитровке появляешься или все время бандитов в одиночку берешь?

— Появляюсь.

— Тогда прыгай в машину — подвезу.

Они ехали в машине Грязнова по мокрым от дождя улицам. Чувствовал себя Камельков прескверно. Хмель давно выветрился из его головы, оставив неприятную тяжесть. Но большая тяжесть лежала у Камелькова на душе.

— Вячеслав Иванович, — промямлил он, — у меня к вам просьба. Не говорите, пожалуйста, о том, что случилось, Поремскому и Турецкому. И Меркулову тоже.

Грязнов покосился на него и слегка покачал головой:

— Ладно уж, не скажу. Но в следующий раз думай головой, а не костью, понял?

— Понял.

И чтоб без ребячества и самодеятельности. Сколько тебе лет?

— Двадцать четыре.

Грязнов вздохнул:

— Взрослый уже парень. А все туда же в казаки-разбойники играть. Чист твой Ашкеров, понял? Чист. Я его семь лет знаю. Он свой бизнес потом и кровью поднял. Спал по четыре часа в сутки, квартиру и дачу заложил, чтобы деньги на клуб достать. А ты его в наемные убийцы записал.

— Вячеслав Иванович, я ведь не нарочно. Наводка оказалась ложной.

— Наводка ложной, зато водка — настоящей. Приедешь в контору, выпей кофе покрепче, заешь булочкой и зажуй «тик-таком».

Камельков кивнул и отвернулся к окну. По тротуару, укрываясь от дождя зонтиками, ходили люди. Все они спешили по своим делам, и всем им было глубоко плевать на грустные чувства, которые испытывал следователь Генеральной прокуратуры Михаил Петрович Камельков.

С профессором, которого порекомендовал ему журналист Парфенов, Поремский встретился в университете, где тот преподавал. Вначале они пристроились на кафедре, однако вскоре кафедра стала заполняться преподавателями, а затем и студентами — беседовать в этой обстановке не было никакой возможности.

— Вы курите? — поинтересовался профессор.

Поремский отрицательно покачал головой:

— Уже нет, но табачный дым меня абсолютно не раздражает.

Профессор обрадовался:

— Замечательно! Тогда предлагаю вам продолжить нашу беседу в кафе. Тут, знаете, есть на втором этаже… студенческое. Я грешным делом люблю туда захаживать. Смотреть на молодые лица человеку моего возраста и моего склада характера сущее удовольствие. Не возражаете?