Фридрих Незнанский - Живая бомба

Михайлов нахмурился и обиженно поджал губы.

— Ладно, черт с тобой, — сказал он без прежнего дружелюбия в голосе. — В следующий раз так в следующий раз.

Михайлов резко выдохнул через плечо и опрокинул содержимое одного из стаканов себе в рот. Затем проделал ту же процедуру со вторым стаканом. Потом поставил пустые стаканы на стол и посмотрел на Камелькова.

— А стаканы я все-таки украду! — с вызовом сказал он.

— Кради, кради, — разрешил Камельков. — Но только мне не попадайся. Попадешься — посажу.

— Как это? — удивился Михайлов.

— А так. Помнишь поговорку — вор должен сидеть в тюрьме! Вот ты и сядешь. Ответишь и за себя, и за всех гостиничных воришек разом. На два года вперед. Да еще и потерю компенсируешь.

Михайлов долго и обескураженно смотрел на следователя, затем вновь поскреб рукой в затылке и вдруг расплылся в улыбке.

— А, — сказал он, — шутка! Понимаю. Извини, сразу не прорубил. Я, когда немного выпью, тормозить начинаю. Ты мне, если буду тягача давать, по два раза все повторяй, о'кей? И погромче на два тона. Тогда услышу и осознаю.

Камельков достал из бумажника фотографии бодигардов и разложил их на столе.

— Это что? — с любопытством спросил Михайлов.

— Подозреваемые! громко ответил Мишаня. Посмотрите, пожалуйста, эти снимки. Если увидите среди них человека, который стрелял в вашего шефа, скажите.

Антон Антонович подошел к столу и склонился над фотографиями. Взял одну, вторую…

— О! — воскликнул он. — Так вот же он! — Михайлов ткнул пальцев в фотографию Алекса Кузнецова. Затем внимательно вгляделся и кивнул еще решительней, чем прежде: — Ну да! Это тот самый парень и есть! Он в Володьку стрелял! Вот подонок! Вы его арестовали?

Лицо Камелькова стало еще строже.

— Антон Антонович, — медленно произнес он, посмотрите, пожалуйста, повнимательней. Это очень важно. Вы и в самом деле узнаёте этого человека?

— Да чё тут глядеть-то? Он это! Я его из тысячи узнаю! Я ж его видел с двух метров, вот почти как тебя сейчас. Опустил стекло — и давай палить. Как только в меня не попал — ума не приложу! И ведь прям в глаза мне смотрел, сволочь!

— Вы хотите сказать, что этот человек стрелял в Роткевича?

— Вот черт! — Михайлов ударил ладонью по фотографии. — Да что ты ко мне привязался? Он не он, он — не он! Говорю тебе: эта сволочь в Володьку стреляла! Так ты его арестовал или нет?

Камельков отрицательно покачал головой:

— Нет пока. Но теперь арестуем. От вас можно позвонить?

— Валяй звони!

Камельков подошел к телефону и набрал номер Поремского.

— Владимир Дмитриевич, здравствуйте! Это Камельков… Да… Да… Хорошая новость. Михайлов только что опознал на снимке убийцу Роткевича. Это Алексей Кузнецов!.. Он самый!.. Понял, до связи.

Камельков положил трубку на рычаг. Посмотрел на Михайлова.

— Ну что? — нетерпеливо спросил тот. — Возьмете этого гада или как?

Камельков задумчиво пошевелил бровями, затем кивнул:

— Думаю, что возьмем. Слушай, Тони… — Глаза Камелькова алчно сверкнули. — Нацеди-ка мне стопочку твоего скотча. И найди чего-нибудь зажевать. Я ужас как проголодался!

Рассказав Поремскому о своей встрече с Евстигнеевым и Ефимовым, Свиридов замолчал. Он сидел на стуле сгорбившись и опустив голову на грудь. Худые руки с длинными, костлявыми пальцами неподвижно лежали на коленях. Он был так неподвижен, что на какое-то мгновение Поремскому показалось, что он умер.

— Что было дальше? — окликнул подозреваемого Поремский. — Вы наняли киллера?

Свиридов медленно покачал головой:

— Нет. Не успели. Пока мы раскачивались, кто-то убил менеджеров концерна. Дело имело большой резонанс. К тому же следственные органы вплотную занялись концерном. Согласитесь, после этого идти на убийство Карасева было бы глупостью.

— Вы хотите сказать, что не заказывали Карасева? — не сумел скрыть своего разочарования Поремский.

Свиридов поднял голову и насмешливо на него посмотрел:

— Разумеется, нет. Я ведь вам говорил — вы не сможете посадить меня за намерения, какими бы гнусными они ни были. Для того чтобы посадить человека, необходим факт преступления, а факта не было. Понимаете, не было!

Поремский пристально вгляделся в худое лицо Свиридова, однако оно оставалось совершенно непроницаемым.

«Чертов инквизитор, — подумал Поремский. — С такой рожей только ведьм на костер посылать! Или людям на дыбе руки выкручивать!»

— Значит, об этом вы и беседовали по телефону с Евстигнеевым? — спросил Поремский. — О намерении?

Свиридов кивнул:

— Конечно. А о чем же еще? Ведь Владлен искал киллера. Так или иначе, но мы бы убили Карасева. Нам помешал этот дурацкий взрыв. Уж можете мне поверить, мы бы так и сделали: не сейчас, так после — когда все эта история с убитыми менеджерами забылась бы. Хотя… — Свиридов усмехнулся, — о чем это я? Ведь с ним разобрались и без нас. Кто-то проделал за нас всю работу. Честное слово, этого человека стоит поблагодарить!

Свиридов запрокинул голову и вдруг сухо рассмеялся.

Поремский посмотрел на его острый, подпрыгивающий от хохота кадык, затем вынул из стаканчика карандаш, повертел его в пальцах, положил карандаш на стол и принялся задумчиво перекатывать его пальцами по столу, не сводя с «инквизитора» внимательных глаз. Свиридов перестал смеяться и теперь наблюдал за действиями «важняка» молча, с легкой, ироничной улыбкой.

— За намерения мы вас, конечно, арестовать не можем, — задумчиво сказал Поремский. — Но и подозрения в убийстве я с вас снимать не собираюсь. По крайней мере до тех пор, пока мы не поймаем настоящего преступника.

Свиридов пожал костлявыми плечами:

— Что ж, ловите. Это ваша работа. Я рассказал вам все, что было. К сказанному мне абсолютно нечего добавить. И вообще… — Он демонстративно зевнул, — я устал и хочу спать. Отвезите меня в камеру.

Допрос Владлена Евстигнеева не дал ничего нового. На все вопросы Поремского тот отвечал коротко и односложно — «нет», «не знаю», «не помню», «не понимаю». Держался он расслабленно, веки его маленьких карих глаз были флегматично полуопущены, словно он ждал удобного момента, чтобы заснуть, а все вопросы следователя воспринимал как досадную, хотя и не такую уж значительную помеху.

Лишь два раза за все время допроса в тусклых, безразличных глазах Евстигнеева мелькнул интерес. В первый раз — когда Поремский прокрутил ему кассету, во второй — когда он услышал о признании Свиридова. Однако и тут гендиректор «Титана» не ст&л проявлять нервозности или суетливости. Он просто пожал плечами и сказал:

— Ну и что? Это все равно ничего не доказывает.

И тут же прервал свой монолог, посчитав, должно быть, что наговорил много лишнего.