Фридрих Незнанский - Принцип домино

— Вот те на! — искренне удивился санитар. — Только что его дядя здесь был. Это что, все родственники сюда придут? Кстати, разве его зовут Абдурахман? По-моему, Абдулла?

— Его мулла так назвал, а для нас он Абдурахман, как родители его назвали… — туманно ответил Реваз, мысленно ругая себя за оговорку. — Столько лет его так знал. Слушай, какой еще дядя приходил, его не Мамед зовут?

— Я его имя не спрашивал… Он только что здесь был, домой ушел. Я ему все объяснил. Что следователь через три, нет, уже через два с половиной часа будет. Вы идите к нему домой, а потом с ним вместе приходите.

— Он Абдурахману дядя по матери, а я двоюродный брат по отцу, — с достоинством сказал Реваз. — Мамед давно в Москве живет. Он на рынке торгует, у него жена русская, а с нами не знается… Тебя вот как зовут?

— Алексей, а что? — насторожился санитар.

— Меня Реваз. Алеша, я к нему не пойду, не хочу, он нам даже не позвонил ни разу, когда наш дедушка умер. Я лучше здесь подожду.

— Скоро дождь пойдет, — сочувственно сказал санитар, взглянув на небо. — В кино бы сходили, что ли, вон там кинотеатр «Спорт» недалеко.

— Какое кино, дорогой! — вздохнул Реваз. — Такое горе, да? Ничего, я здесь постою.

— Дело ваше… — пожал плечами сочувствующий санитар.

И запер дверь.

Реваз стоял, переминаясь с ноги на ногу, потом пошел дождь, ударила молния, прогремел гром. Реваз стоически мокнул, без зонта, без дождевика, все ожидая, что молоденький санитар увидит его в дверной глазок и позовет. И тот действительно выглянул из двери и, увидев, что Реваз стоит один под ливнем, снова посочувствовал:

— Ладно, давайте пройдите сюда, не стесняйтесь. Чего мокнуть?

Реваз сделал это не сразу, помялся, переступил с ноги на ногу, как бы преодолев в себе собственный запрет, и вошел в морг.

Молоденький санитар впустил его в полутемную прихожую, снова запер тяжелую, окованную железом дверь на засов и закурил.

— Курить будете? — спросил он у насквозь промокшего и продрогшего Реваза. — Я уточнил, вашего родственника все-таки зовут Абдулла…

— Я ж говорил тебе: так его назвал и записал в своей книге мулла. А с ним не поспоришь.

Он уже увидел в приоткрытую дверь прозекторской, как прозектор возился с голой мертвой женщиной, чьи знакомые рыжеватые волосы были видны отсюда.

— Такая молодая, ай, что делается! — зацокал языком Реваз.

— Только сегодня ее доставили, — проследил за его взглядом Алексей. — А застрелили несколько дней назад. Запах чувствуете? Я уже привык. А у нас в группе двое ребят отказались. Из института ушли. Что характерно, девушки остались. Сначала, правда, в обморок падали. Потом быстрее нас привыкли.

— Можно мне посмотреть на Абдурахмана? — спросил Реваз.

— Можно, наверно… — замялся Алексей. — Только разрешат ли? Сейчас спрошу…

— Я только что из Махачкалы прилетел, — напомнил Реваз, старательно прислушиваясь к тому, что доносилось из приоткрытой двери. — У меня обратный билет на вечер. Давно его не видел.

Оттуда доносилось негромкое позвякивание металлических инструментов, слабо различимое в ровном гуле холодильных камер.

— Так я могу Абдурахмана посмотреть? — еще настойчивее повторил Реваз. — Я тебя, Алеша, отблагодарю, не сомневайся.

Он сунул руку в карман, нащупал и взвел предохранитель. Алексей махнул рукой:

— Нет-нет… Ничем не могу помочь. Придется вам подождать.

Услышав сухой щелчок, донесшийся из коридора, пожилой, сухощавый прозектор в очках и зеленоватом халате поднял голову и увидел вошедшего в камеру небритого кавказца.

— Алеша! Почему здесь посторонние? — крикнул он. — Вы, простите, кто? Как вы сюда попали?

— Нет больше Алеши, — сказал Реваз. — Ты, дорогой, пулю от «ТТ» уже достал? — сказал Реваз, кивнув на распиленный череп Марины. — А вот и тот самый пистолет… — Он вытащил из кармана «ТТ» с еще теплым от выстрела стволом. — Этот, можешь не сомневаться.

Прозектор изучающе смотрел на Реваза, как если бы это был один из здешних покойников, внезапно поднявшийся со стола.

— А ну дай, генацвале, я взгляну… — спокойно сказал он, протянув руку к пистолету. Похоже, он вовсе не держался за свою жизнь.

— Какой я тебе генацвале? — вспыхнул Реваз. — Ты что говоришь, козел!

Еще один сухой щелчок, и прозектор рухнул лицом на грудь мертвой Марины.

Реваз подошел ближе, стараясь на нее не смотреть, и все же не удержался, заглянул ей в лицо. Потом не спеша взял из ванночки извлеченную пулю, завернул ее в салфетку, сунул в карман и вышел в коридор.

Так же не спеша он достал из халата Алексея ключи и осторожно, чтобы не запачкать обувь в крови, дошел до двери. Там он отклеил усы, снял галстук и положил его вместе с пиджаком в баул, откуда достал светлую ветровку и быстро ее надел. Потом он изменил свой прямой пробор на косой, глядя на себя в темное стекло на стене, под которым были вывешены какие-то правила. После этого открыл замок и вышел из морга наружу.

Гроза прошла. Светило солнце.

Не спеша и не оглядываясь, он неторопливо направился к кинотеатру, не глядя на встретившихся ему женщин в мятых белых халатах. Кажется, он сегодня везде успевал. Двухсерийный фильм — это все-таки три часа, не меньше. Зал был наполовину пустым. Когда погасили свет, он аккуратно положил ключи от морга под сиденье, а «замазанный» «ТТ» сунул, отогнув проволочную сетку, в вентиляцию. После чего перебрался через проход на последний ряд. Когда погас свет, он снова наклеил в темноте усы, изменил обратно косой пробор на прямой. И надел пиджак и галстук.

Вскоре, забыв обо всем, он с волнением, переходящим в возбуждение, стал настолько эмоционально переживать перипетии картины, что на него пару раз обернулись. А он смотрел, не отрываясь, на такую несчастную и такую роскошную блондинку, переживая за нее, когда разные злодеи и убийцы ее использовали и передавали из рук в руки, пока она не оказалась наконец в объятиях усатого брюнета, того самого главного героя, что Ревазу очень понравился. Пару раз, мельком правда, вспомнил мертвое лицо Марины и ее распиленный череп, но тут же постарался забыть.

После сеанса Реваз вышел из кино, смешавшись с толпой. В сторону морга старался не оглядываться. На троллейбусной остановке женщины уже говорили, что в морге всех врачей перебили какие-то бандиты за то, что там плохо обошлись с трупом их кореша: не то золотой перстень с его пальца сняли, не то плохо побрили — разное говорят. И будто милиция ищет по всей больнице какого-то усатого кавказца, которого там видели.

Реваз поднялся в салон подошедшего троллейбуса, проехал несколько остановок, вышел, прошелся по скверу, купил газету «Московский комсомолец», посмотрел на часы. Кажется, пора. Он сел на скамейку, закрылся газетой, огляделся. Вроде ничего подозрительного. Он достал сотовый, нашел на дисплее номер Вадима.