Фридрих Незнанский - Принцип домино

— Я не хочу знать, откуда ты это знаешь, — пожал плечами Лев Семенович. — Это очень серьезно?

— Это очень опасно, — поправил Белявский.

— Опасность касается меня одного? — сощурился Разумневич.

— Скорее, нас обоих.

— Что ж, выходит, не зря мы с тобой вот так повидались… — задумчиво сказал Разумневич. — И еще, Эдя… Ничего, если я тебя по старинке так называю?

— Как-нибудь переживу… — хмыкнул Белявский.

— Странные вещи происходят… Что-то мне не все нравится…

— Ну да. Например, твой Олег сказал лишнее, и его не стало, поскольку это лишнее из него могли вытянуть и в Генпрокуратуре.

— Я о другом, а не о таких пустяках… У меня пока только сильное подозрение. Почему твой Дима вдруг обрушил столько негатива на Вадима и Антона? Раньше он говорил о них только хорошее, а тут как прорвало… С чего бы это, а?

— Хочешь сказать?..

— Я старый волк, Эдя, и такие вещи, как измена, чую издали. Вот и хочу спросить, тебя и себя: а не замешаны ли здесь, в этом заговоре, и наши золотые мальчики, они же «племянники», как их все зовут?

— А вот тут уже я не знаю и знать не хочу, — твердо сказал Белявский. — О своем Славике думай сам, но мой Дима ротации не подлежит.

— Пожалуй… — пробормотал Разумневич. — О Славике я скажу то же самое.

— Диму я никому не отдам, — продолжал Белявский. — Жену, любовницу — пожалуйста… Но только не его.

— Как и я своего Славика, — согласился Разумневич. — Договорились. Это не обсуждается. И еще. Ни ты, ни я не шли сюда мириться, как решил наш милейший Петр Андреевич, так?

— Ни боже мой, — кивнул Белявский. — Мы с тобой сюда пришли, чтобы обменяться информацией, жизненно важной для нас обоих. И только. Я это хорошо понимаю.

— Вот-вот, — кивнул Разумневич. — Даже если Мы с тобой найдем взаимопонимание и наша вражда для других отойдет на второй план, в чем я глубоко сомневаюсь…

Он испытующе взглянул на Белявского. Тот согласно кивнул.

— …ибо широкая общественность нам не простит, если мы вдруг перестанем враждовать. Ты прав: перестав быть коверными, как ты удачно заметил, мы потеряли к себе всякий интерес. Публичная вражда двух олигархов нового типа — ничего другого от нас уже не ждут. Это наш с тобой общий крест, и только мы сможем это положение исправить, если, конечно, захотим.

— Пожалуй, ты и здесь прав…, — засопел Эдуард Григорьевич, снова подливая себе кофе.

— Эдя, для тебя это уже лишнее, — сказал Лев Семенович, бесцеремонно отбирая чашку. — Сейчас у тебя поднимется давление, начнется головная боль, а тебе нужна ясная голова. Сейчас мы будем обо всем очень серьезно рассуждать и разговаривать.

— Ну так говори же… — недовольно засопел Белявский. — Ты пока только вокруг да около…

Лев Семенович затянулся сигарой, пустив дым к потолку, потом задумчиво посмотрел на собеседника.

— Эдя, — начал он торжественно, — я сейчас затеваю одно грандиозное дело…

— Сначала объясни, почему я ничего о нем не знаю? — перебил Эдуард Григорьевич.

— Возможно, потому, что об этом ничего не знает мой шеф безопасности, — усмехнулся Разумневич. — А значит, и твой. А выходит, и ты. Так ты будешь слушать или предпочитаешь перебивать?

— Говори, — кивнул Белявский. — Только покороче, если сможешь.

— Скажу тебе честно…

— А до сих пор ты только врал? — снова не удержался Эдуард Григорьевич.

— …сначала я хотел провернуть комбинацию один. Пока не увидел: этот кусок больше моего рта. И я понял, что мне нужна помощь, но могу я довериться только своему злейшему врагу. То есть тебе. Слишком большие бабки поставлены на кон.

— Узнаю Левку Разумневича, — хмыкнул Эдуард Григорьевич. — Опять какая-нибудь афера. Сколько их было всего и какой процент закончился пшиком? Девяносто восемь или девяносто девять?

— Эдя, дело уже близится к завершению, — терпеливо сказал Разумневич. — Говорю тебе: комар носа не подточит. И никто пока даже не догадывается. Иначе бы твой Дима уже доложил тебе, как доложил о моем Вадиме, оказавшемся под колпаком у прокуратуры.

— Тогда зачем тебе я? — Раздумывая, Белявский машинально стал наливать себе новую чашку кофе, но Разумневич молча отодвинул ее в сторону.

— Как ты понимаешь, нужен не столько ты, сколько твои бабки. Один я не потяну. А пригласить к себе в команду лучше того, кого знаешь давно и как облупленного.

— А это рискованно?

— Мои лучшие юрисконсульты провели по этой теме командно-штабные учения — с целью отправить меня на нары, но нужной статьи в Уголовном кодексе не нашлось.

— Значит, плохо искали… Знаю я этих твоих юрисконсультов… — буркнул Белявский, достав банан из вазы. — Удивляюсь, как тебя до сих пор не посадили после их консультаций. Тебе почистить?

— Да. Лучше вон тот, более спелый, — показал Разумневич. — Ты же знаешь моего племянника? Слава Понятовский служит в Минфине.

— Конечно, помню, — кивнул Эдуард Григорьевич, очищая кожуру с бананов. — Только он твой внучатый племянник, если быть точным, на удивление умный и воспитанный мальчик. Представляю, как им гордится вся ваша родня, от Жмеринки до Мельбурна.

— Так вот совсем скоро, в один прекрасный день, он подаст на подпись своему министру список иностранных банков-кредиторов, которым государство и предприниматели в первую очередь должны выплатить свои долги.

— И что ты собираешься с этого иметь? — насторожился Белявский.

— Дело в том, что часть этих первоочередных долговых обязательств уже выкуплены за полцены. Понятно, через подставную фирму. И потому эти долги попадут в мой карман. И заметь, деньги остаются в России. И будут вложены в развитие экономики и благотворительность.

— Не знал, что ты такой патриот…

— Теперь представь, о каких суммах идет речь, если даже мне не хватило свободных средств для их выкупа.

— Уже представил… — пробормотал Белявский. — Беспроигрышный вариант, хочешь сказать? Ну-ну. Знал же, что ты жлоб и ханыга… Но не. до такой же степени?.. Так вот для чего понадобилась статья о наших долгах в твоей желтой газетенке, где черным по белому сказано, будто мы сможем выплатить их лишь в туманном будущем. А я-то думал…

— Не смей так говорить о газете, только что потерявшей лучшего в своей истории ответственного секретаря, каким был Олежка Быстрое… — скорбно ответил Разумневич.

— Желтой, желтой… — отмахнулся Белявский. — И ты не хуже меня об этом знаешь… Сейчас ты используешь гибель своего ответственного секретаря на все сто. Твои клакеры уже подняли истошный крик, будто его убили враги свободы и демократии в России… Ладно. Так что там у нас в сухом остатке? Статьи УК за сознательный подрыв доверия иностранных кредитно-денежных организаций к нашим государственным и частным институтам у нас вроде нет. И потому тебя даже не посадят. Хотя на месте властей я бы тебя расстрелял… Как Хрущев наших валютчиков-первопроходцев. Ну и сволочь же ты, Лева! — искренне восхитился Белявский.