Фридрих Незнанский - Инкубатор для шпионов

— Стоп-стоп, — прервал Турецкий. — Как это понять? Они что же, такие учения по собственной инициативе проводили? Без санкций руководства?!

— Ну да, в том-то все й дело, — подтвердил Денис.

— Рехнуться можно… Ладно, и что они сделали с шефом грузинских комитетчиков?

Денис ухмыльнулся:

— Сфотографировали его в оптическом прицеле винтовки, а потом показали: смотрите, вы были на волосок от гибели.

— Остроумно. Грузины, надо думать, были в шоке.

— Да они вообще ничего заметить не успели, в том-то и дело! Начальника отдела кадров в тот же день вернули назад, да еще с лишней орденской планкой. Это все была затея Лукьянова, а Баринов — тот самый дед, про которого дядя Слава рассказывал, — ничего не знал, оказывается. Он пришел в бешенство и подготовил для председателя КГБ докладную записку, в которой предлагал немедленно «Гамму» расформировать, пока она больших глупостей не натворила. Основной тезис был следующий: это спецподразделение оказалось сконструировано таким образом, что не воспринимает никаких приказов извне, и когда-нибудь этот спрут сожрет и сам КГБ. В принципе он был не так уж и не прав. Ну а Лукьянов, конечно, подготовил свою записку, совершенно отличную. Тут они и разошлись как в море корабли. Может быть, идея была и неплоха, но… как известно, революцию начинают идеалисты, а заканчивают подлецы, которые этих идеалистов истребляют.

— Результат нам известен, — кивнул Турецкий. — Баринова разжаловали и отправили на покой. «Гамма» осталась и мутировала. Что еще ты выяснил?

— Я для вас, Сан Борисыч, передачку записал. Точнее, мне эту запись достали на телевидении, потому что, насколько я понял, в эфир она все-таки не пойдет.

— Какую передачку?

— Сейчас увидите. Коля, будь другом, организуй просмотр. — Денис остановил машину, и Турецкий поменялся местами со Щербаком — пересел на заднее сиденье, а спереди Денис установил небольшую «видеодвойку».

«У нас в гостях кандидат политических и доктор психологических наук Арнольд Сергеевич Лукьянов…»

— Оп-па, — сказал Турецкий. — Так он у нас большой ученый, оказывается?

— Чего-то там членкор, — кивнул Денис. — Да вы смотрите дальше. Сейчас такие перлы пойдут…

«Ведущий. Арнольд Сергеевич, что вы думаете о сегодняшнем терроризме в стране? Сможем ли мы привыкнуть к нему, как к повседневному явлению нашей жизни?

Лукьянов. К террору привыкнуть невозможно. Не дай бог, пройдет очередная серия терактов, и снова страна погрузится в ощущение полной беззащитности.

Ведущий. Любое экстраординарное событие высвечивает людей, как рентген. Что в нашем обществе проявили ужасные события последнего времени?

Лукьянов. Две сильнейшие психологические тенденции в сознании наших людей. Первая — паразитизм. Вторая — инфантилизм. С одной стороны, крик «почему нас не защитили?!», а с другой — какая-то дикая эйфория, пир во время чумы — живем один раз. Обе эти тенденции связаны. Мы привыкли к роли маленьких детей, у которых есть сильный папа. Эти тенденции хороши в условиях стабильного общества. Но в кризисном они мешают движению вперед. Трагедия заключается в том, что люди оказываются катастрофически не готовы к террору, который в кризисном обществе неизбежен.

Ведущий. А разве к терактам должно готовиться общество? Для этого есть спецслужбы, ФСБ, разведка…

Лукьянов. Нет таких спецслужб, которые могли бы гарантированно предотвращать все подобные ситуации. И никогда не будет. Один из атавизмов прошлого — это вера во всесилие спецслужб. КГБ давным-давно нет, а мы все стонем: где он, всесильный комитет? Да, тоталитарный режим в состоянии справиться с террором. Режим Муссолини всерьез прищемил итальянскую мафию, при Гитлере почти не было уголовной преступности, да и при Сталине тоже было относительно спокойно. То общество антикризисно, и спецслужбы технически могут отследить «возмущающие» моменты. Плюс система доносительства или бдительности — лучше назовем ее так.

Ведущий. Почему лучше?

Лукьянов. Потому что сейчас она будет возникать и у нас, и мы будем искать хорошее цивилизованное, необидное слово, чтобы ее обозначить. Потому что она нужна.

Ведущий. То есть мы что же, будем призывать: граждане, стучите друг на друга?!

Лукьянов. Да вся Европа давно так живет! Не говоря уж об Америке. Попробуйте там забить гвоздь в стену после одиннадцати вечера. Через пять минут вам в дверь позвонит полицейский, которому сообщат соседи… Система полного контроля друг за другом!

Ведущий. Послушайте, но ведь это совершенно изменит настроение в обществе — все станут бояться всех, шарахаться от малейшего шороха!

Лукьянов. Мы и так живем в условиях войны, значит, так и должно быть. А мы абсолютно расслаблены, привыкли, что у нас безопасные города, молодняк гуляет ночи напролет.

Ведущий. Значит, надо постоянно ждать новых терактов?

Лукьянов. Террор — это оружие слабых, притесняемых сильными. Пока есть насилие, будет существовать и ответ на него. Насилие неистребимо, поэтому террор вечен. Это всего лишь инструмент.

Ведущий. Так что же, покончить с террором невозможно?

Лукьянов. Нет, но можно его минимизировать, то есть довести до приемлемого уровня…»

На этом запись прекращалась.

— Что скажете, Сан Борисыч? — спросил Денис. — Довести до приемлемого уровня! Приемлемого для кого? Для его «Г аммы»? И кто будет доводить?

— Доктор наук, мать его! — взорвался Турецкий. — Да его надо в клетку посадить, а ключи отдать мне! Он же и есть главный террорист — с этой своей поганой стукаческой философией!

— Лучше мне ключи, — подал голос Щербак. — Я их быстрее потеряю.

Оставшуюся часть пути проехали в молчании.

Возможно, неправильно было представлять себе сотрудников «Гаммы» исключительно диверсантами и боевиками, возможно, каждый боец группы владел двумя-тремя иностранными языками, возможно, они знали высшую математику, «Критику чистого разума» Канта и могли собрать радиоприемник из древесной коры. Возможно, каждый день с утра они повторяют десять заповедей.

Все возможно. Но сейчас все это было неважно — Турецкий видел в этих людях безупречные машины для убийства, и с этим надо было немедленно что-то делать.

В детском лагере Жени Земляникиной не оказалось.

Турецкий, еще недавно убежденный в собственной интуиции, да что там интуиции — правоте, старался не смотреть на оперативников «Глории». Ему было неловко, стыдно, хотя он не понимал, где просчитался.

Филя со Щербаком обыскали все, что только можно. Денис поступил проще. Нашел в отдельной палатке двух зрячих вожатых разного пола и показал им фотографию Жени. Вожатые ее сразу же узнали. Девушка — ей было не больше двадцати — ничего не говорила, стояла, зевала, поплотнее запахивала на высокой груди незастегнутую кофту. А ее приятель — он выглядел чуть постарше — подтвердил: