Фридрих Незнанский - Игра на опережение

— Зачем вы мне это говорите? — спросил Олег после паузы.

— Мне деньги нужны. За информацию. Мне копейки платят, как при советской власти, а сами… Мои начальники вон за границу ездят отдыхать, машины меняют. А мы, женщины-операторы, который год уродуемся, по шесть часов слушаем, кто с кем и кто о чем… Чуть живые после смены приползаем. От меня муж ушел. Все не верил, где я по ночам дежурю. Я ж не могу сказать, подписку давала!

— Но мне вы сказали…

— Ну то вам… Мне уж деваться некуда. Бывало, в газете прочитаешь про какой-то скандал, как кто-то с кем-то по телефону говорил: батюшки, да это ж моя работа! А они, начальники мои, налево ею торгуют! И думают, мы ничего не знаем. Надоело уже… Сын уже из армии пришел, его одеть надо, образование дать. Теперь все понятно?

Зина, старшая сестра, принесла чай в кружках и домашнее варенье в блюдечках на пластмассовом подносе. Не поднимая глаз, будто опасаясь увидеть гостя, она поставила его на стол и неслышно вышла.

— Вы пейте, пейте… — кивнула Катя. — Мне велено ваш домашний телефон прослушивать и все, что там у вас в квартире говорится, через прослушку. Все ваши домашние разговоры ко мне приходят, понимаете?

— То есть… — растерянно спросил Олег.

— К вам водопроводчики или сантехники до пятнадцатого июня приходили?

— Да… Кажется, были. Жена рассказывала. Меняли батареи в комнатах и в моем кабинете.

— Значит, заодно микрофончики вам поставили. Только вы их лучше пока не ищите. Не трогайте несколько дней, ладно? А то меня быстро вычислят… У них на этот счет не заржавеет. Тоню Жукову так поймали. Тоже, вроде меня, надумала продать информацию объекту прослушки. А он, придурок, сразу все жучки из дома и офиса выкинул, позвал прокуроров с понятыми, номер телефона сменил… Ну ее и судили за разглашение. Не говорите дома ничего лишнего, а они пусть думают, что вы ничего не знаете и что я вас слушаю, чтоб понять, с кем вы в контакте. Особенно с Турецким из прокуратуры поаккуратнее разговаривайте. Если хотите еще о чем-то спросить, спрашивайте. Лучше прямо сейчас. А то не скоро свидимся. Я и так еле отпросилась, сестра, мол, больная.

— А почему вы решили мне это рассказать?

— Да вот слушала вас и понимала: нормальный, порядочный человек, хорошая, интеллигентная семья. Каких сейчас мало. И чего, думаю, там им надо знать?

Ведь не какие-нибудь конкуренты, барыги или бандиты… Не могу их уже слышать. Противно… А всякое приходилось. Может, когда расскажу. Как друг друга убивают или девок насилуют… Прямо в ухо мне хрипят иль орут. А мое дело сторона, знай записывай… И потом расшифровывай. А еще неизвестно, дал прокурор санкцию вас прослушивать или нет. Наверняка не давал. Но я вам не советую шум поднимать. Не говорите пока ничего лишнего, и все нормально будет… А потом будто случайно обнаружите этих жучков… У вас хоть семья как семья, — вздохнула Катя. — У других муж на работу, жена сразу полюбовнику звонить. Жена ваша Люся как жена и дочка как дочка. Вот так послушаю вас, а потом совесть заедает. Будто к хорошим людям в дом без спросу забралась. Никогда такого не чувствовала! Раньше сволочей всяких прослушивала, злилась только, а сама думала, скорей бы вас…

— Даже не знаю, что и сказать… — развел руками Бородин. Потом взял себе кружку с чаем и блюдце с вареньем. — Спасибо, конечно, за вашу прямоту.

— Ну да, никогда раньше с этим не сталкивались, — кивнула Катя.

— Я вас понял так: вы хотите продать мне информацию про меня?

— Да нет, конечно, вы сами про себя все знаете. Но разве то, что вас подслушивают, для вас не информация?

— Информация, — согласился Олег, все еще стараясь понять, как ему быть.

— Да вы не думайте, — отмахнулась она. — Я много не возьму. Я ж знаю, у вас самих негусто. У других, уже слышала, еще одалживаете. Жене вашей Люсе еще родители на внучку присылают… Но ведь вы журналист, верно? Вам интересный материал, какого у других нет, тоже ведь пригодится для статей разных, ну про тех, кого разоблачают. Так? Говорят, хорошие деньги на этом делают! Вот и со мной поделитесь. Принесите сюда же и суньте под дверь в конверте, только чтоб вас никто не видел. Сестра мне и передаст… — Она кивнула в сторону кухни. — Сколько сможете. И лучше… — она замялась, — до субботы, если можно. Мне долги отдавать, понимаете?

— Постараюсь… — пообещал Бородин. — Кстати, варенье очень вкусное. Я люблю брусничное… Но ведь вы сами говорите, ваше начальство продает информацию. А здесь, получается, они ее не собираются продавать? Значит, если моя статья выйдет, они смогут вас вычислить.

— А вы ее переиначьте как-нибудь, — подмигнула Катя. — Сами придумайте, чтоб не дословно было.

— Хорошо продается только то, что передается дословно, как документ. — Олег помотал головой. — И вообще я не занимаюсь сливом компромата. Только журналистские расследования.

— Неужели вам неинтересно? — немного растерялась она.

— Что ваши начальники торгуют секретами? Ну почему, интересно… Ладно, я подумаю. — Он встал, посмотрел на часы. — Извините, сейчас я не при деньгах.

— В другой раз, — отмахнулась она. — Я ж вас не предупреждала.

— Спасибо. И еще мне нужно срочно вернуться в редакцию. Спасибо, конечно, что предупредили…

— Вы, наверно, не совсем поняли. — Катя тоже встала. — Я вас и дальше буду прослушивать, чтоб мое начальство ничего не заподозрило. Понимаете? Я должна каждый день давать им расшифровку. Если о чем догадаются, меня сразу отстранят, поставят другого оператора. А уж как та себя поведет, даже не знаю… Поэтому просто не говорите ничего лишнего, ладно? С вашим генералом из прокуратуры или с племянником Грязнова из «Глории» посоветуйтесь.

Может, им пригодится… — Она стиснула зубы. — Может, они выведут наших козлов на чистую воду. Турецкий мужик тертый, плохого не посоветует, раньше времени их не спугнет. Он и подскажет, как вам быть. Мои начальники, — она кивнула на потолок, — сейчас на меня злятся — будто я виновата, раз нет на вас компромата и нечего продать заказчику. Должен быть компромат, не может быть, что его нет, так и говорят. А я отвечаю: ну раз нет, рожу вам его, что ли?

— А кто хоть заказчик? Вы что-то можете подсказать?

— Не знаю. Но я попробую узнать. Я ведь прослушиваю и других. Договоримся так. Я вас потом также сама найду. Особенно если что интересное насчет вас узнаю. Ну кому именно нужна информация про вас, понимаете? И еще… — добавила она, когда Бородин собрался выходить. — Эту неделю я работаю в вечер, с восемнадцати до ноля часов. Понятно. Да? В это время вы можете себе позволить разговаривать о чем угодно. До или потом, сами понимаете, лучше бы язык попридержать. В следующую неделю — с утра, с шести до двенадцати. Запомнили?