Фридрих Незнанский - Игра по крупному

— Поэтому ты стараешься возмутить спокой­ствие и столкнуть нас с Россией? — спросил Мансуров. — Но только став богатыми и незави­симыми, как Сауды, мы сможем по-настоящему вам помочь... Вы ведь не захотели нас поддержать в Карабахе? И спокойно смотрели, когда армян­ские танки шли в направлении Баку...

— Все, что могли, мы сделали в Абхазии, — сумрачно ответил Кадуев. — И давай прекратим эти словопрения или оставим их нашим полити­кам...

Он встал. И тут же вскочили его люди, распах­нув пиджаки.

— Итак, зачем ты меня сюда пригласил? — спросил Мансуров, продолжая сидеть. Его охрана тоже продолжала мирно беседовать.

— Ты должен отдать мне этого русского... — склонился к нему Кадуев.

— У меня его нет, — ответил Мансуров. — Я сам бы хотел знать, кто он такой и кто за ним стоит... Быть может, Джамиль ибн Фатали? Его деньги здесь работают против нас. И он повязан, как я знаю, с этим русским дельцом Георгием Козлачевским, на которого, между прочим, рабо­тал ты. И сядь. А то твоя охрана подумает, что мы сейчас начнем кидаться посудой и вцепимся друг другу в бороды.

— В этом нет необходимости, — сказал Кадуев.

— Сразу поднимешь стрельбу? — спросил Мансуров, усмехнувшись. — Так дела не делают­ся... Нет, с тобой стало невозможно вести какие- либо серьезные переговоры. Раньше ты был дру­гим... Похоже, неудачи сломили твой дух. И ты ищешь виноватых везде и во всех. Только не в себе самом. Ты слишком за все стал хвататься, дорогой Ибрагим! То угоняещь иранский само­лет, то захватываешь сына Президента... Или врываешься в наше посольство. Ты знаешь, чего мне стоило всякий раз вытаскивать тебя из теге­ранской тюрьмы?

— Ты? — спросил Кадуев, смутившись. — Это ты нас вытащил?

— Мои адвокаты, скажем так. Но чего это мне стоило? И вот теперь ты взялся за диверсии в центре Баку. Чтобы столкнуть нас лбами с Рос­сией... Большей глупости придумать невозможно. Мы не можем воевать. Для этого мы слишком миролюбивая нация, желающая пожить в ком­форте и неге, поскольку Аллах поселил нас на этой благословенной земле. А вы, как в Абхазии, желаете нам навязать свои порядки...

Они уже говорили на повышенных тонах, не обращая внимания на посетителей, которых ста­новилось все больше.

Мансуров заметил это и, успокаивая Кадуева, поднял обе руки вверх.

— Ибрагим, нам лучше прекратить этот не­нужный спор, честное слово. У тебя слишком много ко мне претензий. То приписываешь мне этого неверного, которого называешь русским, то тебе не нравится моя жена... Посиди спокойно, поговорим о чем-нибудь другом. В конце концов, у нас общие цели, нам есть о чем договариваться, хотя мы не совсем удачное выбрали для этого место.

Кадуев впервые за время разговора посмотрел по сторонам.

— Мне нужен этот русский, — сказал он.

— Знаю, — примирительно улыбаясь, кивнул Мансуров. — Сам бы хотел на него поглядеть. Но мне все больше кажется, что его прислал к нам Аллах, чтобы не позволять делать глупости. И не смотри на меня так. Вы, чеченцы, слишком ожес­точились от войны, которую, положа руку на сердце, сами же затеяли. Лучше посмотри вокруг. Сколько на этом свете красоты, покоя, замеча­тельных женщин. Вы лишили себя всего этого, но ради чего? Вы же знаете, что русские готовы дать вам все. Только живите сами и дайте жить другим. Они уже усвоили эту простую истину, которая не противоречит ни Корану, ни Библии. Аллах все вам воздаст. Надо только не торо­питься...

Кадуев щурился, усмехался, мотал головой во время этой речи Мансурова. Потом резко под­нялся:

— Отдашь мне русского, как я отдал тебе ар­хивы?

И, не дожидаясь ответа, двинулся к выходу. Посетители ресторана смотрели ему вслед.

Чеченцы начинали действовать Мансурову на нервы. Они устали сами, теперь старались пере­ложить свою усталость и ожесточение на других. Им невыносимо было видеть, как единоверцы наслаждаются мирной жизнью. От этого обостря­лось их чувство одиночества, в своих бедах они готовы были обвинить весь белый свет.

Мансуров тяжело поднялся с места. Глядя, как вслед за ним поднимаются телохранители, он подумал, что навряд ли они смогли бы его защи­тить.

Рассчитывать придется лишь на себя. Раз уж он занял такую позицию — между Алекпером и Самедом, с одной стороны, и Кадуевым — с дру­гой. Между молотом и наковальней, иначе го­воря.

Сегодня еще предстоял разговор с женой. Она обещала подъехать сюда к этому времени. Он посмотрел на часы. Опаздывает, как всегда.

Он вышел из ресторана. Зачем он назначил ей встречу именно здесь? Или это она назначила? Ну да, она очень любит это заведение, построен­ное во времена благословенного застоя к приезду Брежнева...

Сейчас мало кто об этом помнит. Еще меньше тех, кого это интересует. А вот его, бывшего сек­ретаря райкома по идеологии, это до сих пор волнует. Нельзя сказать, что он горюет по преж­ней жизни, но она ему небезразлична.

Он стоял возле двери, ожидая приезда Фирюзы. Почему нельзя было устроить эту встречу дома? Видимо, сюда ближе, чем домой, — она постоянно в каких-то делах и разъездах. Может заскочить домой на минуту, другую, когда нужны деньги. На что? На кого? Он ни разу ее об этом не спрашивал. Быть может, содержит молодого любовника?

Но вот, кажется, ее машина... Он спустился к тротуару, протянул, улыбаясь, руки. И тут же из промчавшегося мимо джипа раздалась короткая автоматная очередь. Будто огненный обруч сда­вил грудь Мансурова. Он сделал еще пару шагов вперед навстречу выбежавшей из машины жене и упал на ее руки, теряя сознание.

Его телохранители, вышедшие за ним следом, выхватили пистолеты и послали несколько вы­стрелов вслед завилявшему среди остановивших­ся машин джипу.

— Помогите! — кричала Фирюза по-рус­ски. — Кто-нибудь!

Кто-то бросился к ней, кто-то, напротив, ша­рахнулся в сторону. Она прижимала к себе мужа, стараясь удержать его и чувствуя, как кровь зали­вает ее одежду. Мансуров хрипел надсадно и не­громко. Телохранители подогнали его машину, тоже джип, и с кряхтеньем втащили в него тело хозяина.

— Куда? — спросил Фирюзу водитель.

— В госпиталь! — закричала она. — Здесь не­далеко, сразу за углом!

У нее не было сил говорить. Голова мужа по­коилась у нее на коленях, в горле у него клоко­тало. Кто-то из охраны по сотовому звонил в госпиталь.

Фирюза осторожно гладила его редеющие седые волосы. Он застонал.

— Не умирай, — прошептала она в отчаянии ему на ухо. — Прошу тебя...

Дальше все происходило как бы само собой — быстро, споро и слаженно. Уже на пороге приемного покоя Мансурова подхватили и переложили на носилки с капельницей. И бегом, бегом, от­теснив Фирюзу и охранников, повезли куда-то в глубь приемного покоя, где уже распахивались с шипением двери лифта.