Фридрих Незнанский - Опасный пиар

Наверно, репетировали еще до получения результатов баллистической экспертизы, подумал Померанцев. А сменить легенду забыли. Или не было команды. Ох, погубит когда-нибудь Россию это всеобщее разгильдяйство.

— Пуля, попавшая в Фомина спереди, была выпущена не из вашего пистолета, — сказал Валера угрюмому. — Вот схема, которую я потом составил, после изучения результатов баллистики. — Он развернул вытащенный из кейса лист бумаги, где карандашом было изображено человеческое тело и три кружка с номерами на нем. — Здесь номера ваших пистолетов в тех местах, где он получил раны. Видите? — Он нарисовал эти кружки на брезентовой накидке молодого омоновца, изображавшего Игната Фомина. — Именно вы, — он указал на кряжистого, — должны были быть на его номере, ибо вы попали спереди. — Затем указал на угрюмого. — А он, в свою очередь, на вашем, — обратился Померанцев к Илюхину. — Вы, ребята, все перепутали. Лапшу вешать тоже нужно умеючи, правда? — обратился он к Осокину.

Они молча переглянулись. Угрюмый смотрел в землю. Сейчас, на их месте, я бы меня застрелил, подумал Померанцев. Прямо здесь, не сходя с места. А кто узнает? Мы были в лесу одни, без свидетелей. Случайно, мол, нажали на спуск, забыв разрядить пистолеты. Драма на охоте. Только этот, угрюмый и долговязый, может их подвести. Противно ему. Не нравится это все, ох как не нравится… И они это не хуже меня видят. Придется и его… А две драмы на одной охоте— уже перебор. В Москве могут не поверить. Но мне тоже не следует ждать милости от Осокина, как Мичурину от природы.

— И еще, — сказал Померанцев, пристально глядя на угрюмого. — Вы, наверно, не в курсе. В погибшего стреляли еще до вас. В спину. И попали. Или вы это не знали?

— Не-ет… — растерянно протянул меднолицый Илюхин, оглянувшись на Осокина. — Выстрелы тут вроде были. Может, в него попали и он в шоке был, когда на нас выскочил?

— Жмурики бегать не умеют, — покачал головой Померанцев. — Даже будучи в шоке. Поэтому не надо мне вешать лапшу на уши. Вам так приказали, я понимаю… Теперь хотите услышать, как все было?

Они молчали, глядя в землю.

— В него до вас три пули влепили. Две раны смертельные. И были выпущены из пистолета ТТ. А он с вооружения МВД давно снят. Понимаете? Он был уже мокряк, когда вы в него стреляли! У него кровь начала сворачиваться, когда вы ему влепили свои пули! И потому она свернулась и уже не вытекала! Это всем понятно?

Они молчали. Не на них надо орать, подумал Померанцев, остывая. Зря я так. У них корпоративная солидарность, они не хотят связываться с начальством и все такое…

— Словом, мне придется обратиться к своему руководству с целью возбудить уголовное дело по факту попытки использования служебного положения, чтобы ввести в заблуждение следователей Генпрокуратуры. А это статьи двести восемьдесят пять и двести девяносто два, — сказал Померанцев вслух, обратившись к Осоки-ну. — Сейчас я сам составлю протокол следственного эксперимента со всеми выводами, а вы — подпишетесь!

— Валерий Александрович, можно мы отойдем… — Голос Осокина дрогнул, он поднял глаза на Померанцева. — Мне нужно кое-что вам сказать.

Померанцев медленно обвел всех взглядом. Кажется, все всё понимают. В спину стрелять не будут. Он пожал плечами и отошел вслед за Осокиным за молодую сосну с обнаженным корневищем.

— И не вздумайте дальше врать и вилять, а также использовать этих ребят, — сказал он, кивнув в сторону понуро молчащих омоновцев. — Вы их подставили. Использовали в своих целях, какими бы благими они ни были!

— Да какие у меня могут быть цели! — махнул рукой Осокин. Его лицо теперь казалось смертельно бледным и вытянутым. — Не мои это цели, понимаете?

— Ну да, я отсюда скоро уеду, а вам здесь оставаться, — кивнул Померанцев, пристально глядя на него. — Знакомая песня. Вы, мол, там в Москве у всех на виду и в безопасности, а меня тут без хлеба сжуют.

— А что, не так? — В глазах Осокина теперь светился вызов. — Вы понимаете, что будет с нами и нашими семьями, когда вы тут добьетесь правды, и только вас и видели! А они, — он показал пальцем вверх, — останутся здесь в любом случае. При любом исходе выборов и любом раскладе.

Померанцев не ответил. Есть в этом своя сермяжная правда, есть… Осокин, конечно, не боец, обычный запуганный чиновник. Плевать ему на честь и профессию..^ уже давно плевать. А как бы ты на его месте? Вот то-то… Скорее всего, настоящих бойцов за справедливость, если такие здесь и были, давно извели, и путь бандитам к власти оказался открыт. Чем те и воспользовались. Наверх двигали только своих, и вот — додвигались. А сегодня — чего стесняться-то? И, главное, кого? Никто ведь против слова не скажет. Да и электорат туда же… Красные пришли — грабят, белые — тоже, бандиты, те вроде уже насосались. И у них лучше получается то, за что они берутся, чем у этих болтунов.

— Думаю, мы не можем здесь это долго обсуждать. — Померанцев кивнул в сторону омоновцев. — Но поговорить есть о чем. Но не здесь и не сейчас. Жду вас завтра утром у себя, к девяти ноль-ноль. Там и напишем протокол.

Осокин молча кивнул.

Для таких, как он, вопрос вопросов — кого он больше боится на данный момент, подумал Померанцев, меня или хозяина. Хозяин о нашем разговоре пока ничего не знает. Значит, сделаем так, чтобы меня он боялся больше.

— Будешь и дальше морочить мне голову — загремишь по совокупности! — негромко, но внушительно сказал Померанцев, неожиданно для себя, как уже было однажды, при обнаружении гильзы, перейдя на «ты».

И отошел от сосны, едва не споткнувшись об ее корень. Чертыхнулся, поднял глаза и встретился взглядом с Илюхиным. Не нравится мне это все, подумал Валера, садясь в машину, нет, не нравится. Особенно это многозначительное молчание краснорожего Илюхина.

— Сергей Васильевич, вас к дому подвезти? — вежливо спросил Илюхин у Осокина.

— Да, если можно… — отстраненно, ни на кого не глядя, ответил тот.

— А вас до гостиницы? — на этот раз Илюхин спросил у Померанцева, после того, как Осокина высадили возле небольшого двухэтажного дома с облупленной, грязной штукатуркой. Высоковольтный переулок, дом 4, отметил про себя Валера. Ну и название. Значит, где-то должен быть Низковольтный, не иначе.

— Да… Устал я с вами, — мрачно сказал он вслух. — И не пойму я вас… Ладно, до завтра. Хочу сегодня отдохнуть, отключу все телефоны, приму ванну… Вы не подскажете, где вы так здорово загорели? — неожиданно спросил он Илюхина. — Вроде у вас здесь все бледные, будто и лета никакого не было.

— Дожди с июня как зарядили, так и не заканчиваются, — охотно ответил кряжистый и примолк под пристальным взглядом Илюхина.

— С детства, — буркнул он. — Мама уродила таким, теперь вот все вопросы задают.