Фридрих Незнанский - Вынужденное признание

— Это я уже понял, — кивнул Турецкий. — Эти крупные фигуры требуют от нас быстрого расследования, но сами же ставят нам палки в колеса.

Кротов усмехнулся:

— Вы ведь знаете, Александр Борисович, как играют в такие игры. Ведомство вроде бы одно, а интересы у сотрудников разные. Тем более накануне выборов.

— Это точно. Жаль только, что из-за несходства их интересов могут полететь наши головы.

— Ну… — Алексей Петрович пожал плечами. — Так было всегда. Эти ребята не любят обжигаться, они предпочитают ворошить пламя чужими руками. Уж кто-кто, а мы с вами это отлично знаем. — Кротов взял в руки бутылку коньяку. — Еще по одной?

— Вы пейте, а я пока воздержусь. Мой рабочий день еще не окончен.

— Да, конечно.

Кротов наполнил свою рюмку наполовину и поставил бутылку на столик. Затем взял рюмку и, отсалютовав ею Турецкому, опрокинул коньяк себе в рот.

— Итак… — продолжил он, зажевав коньяк долькой лимона. — Получить ответы на ваши вопросы было довольно сложно, но кое-что мне все же узнать удалось. Во-первых, Матвея Кожухова убили не из-за коммерческих разборок. Он владел важной информацией. Речь идет о магнитофонной пленке с записью какого-то важного разговора. Или — разговоров. Очень важные чины из правительства заинтересованы в том, чтобы добыть эту запись. Однако, насколько я понял, никто не знает, где она.

Кротов бросил на белый хлеб пару шпротин и вновь наполнил свою рюмку.

— Теперь о буквах из предсмертной записки Богачева. Люди с похожими фамилиями действительно работают в ФСБ. Первый — майор Владимир Алексеевич Дементьев, второй — подполковник Егор Осипович Данилов. Дементьев и Данилов. Вполне подходят, правда?

— Правда.

Турецкий усмехнулся. «Вот тебе и официальные запросы. Ай да Кротов. Поделился бы источниками информации, мы бы уже половину всех заказных убийств раскрыли». Однако свои источники информации Кротов не раскрывал никогда, никому и ни при каких условиях. «Это мой хлеб», — любил говаривать он. По сути, так оно и было.

— Вы знакомы с этими офицерами? — поинтересовался Турецкий.

— С подполковником Даниловым я когда-то вместе работал. Тогда это был честный и упертый малый. И еще — чрезвычайно тщеславный. — Кротов пожал плечами: — Впрочем, мы давно не виделись. А вы ведь знаете, как меняет людей жизнь.

— А Дементьев?

Кротов покачал головой:

— С этим я не знаком. Видел его мельком пару лет назад. Он тогда был совсем мальчишкой. Этакая длинноногая белобрысая орясина с рыбьими глазами.

— Белобрысая? — насторожился Турецкий.

— Ну да. Белый, как одуванчик по весне. — Кротов внимательно посмотрел на Турецкого: — А что, это описание вам кого-то напоминает?

— Да так, — уклончиво ответил Турецкий.

Кротов улыбнулся:

— Я вижу, ваше ведомство тоже умеет хранить свои секреты.

— К сожалению, не так успешно, как хотелось бы, — заметил на это Турецкий. — Это все, что вам удалось узнать?

— Увы. — Кротов посмотрел на пустую рюмку Турецкого и улыбнулся: — Не передумали? Насчет коньяка?

Турецкий подумал и кивнул:

— Чуть-чуть можно.

Они выпили еще по рюмке. Затем Турецкий поблагодарил Кротова за полученную информацию и поднялся с кресла.

В прихожей они крепко пожали друг другу руки.

— Если появится новая информация, немедленно вам сообщу, — заверил важняка Кротов.

— Буду ждать, — кивнул Турецкий и, еще раз поблагодарив бывшего разведчика, переступил порог квартиры.

Майор ФСБ Владимир Алексеевич Дементьев сидел в машине, припаркованной возле ювелирного магазина, положив руки на руль и задумчиво нахмурившись. У него было худощавое, чуть вытянутое лицо, блекло-голубые глаза и ежик светлых, почти белых волос, за необычный цвет которых в управлении его называли Альбиносом.

Тонкие губы Деменыъева плотно сжаты. Взгляд был холодным, ни капли тревоги. Он сидел так уже пять минут, неподвижный, как каменный сфинкс на питерской набережной.

Звонок Турецкого не напугал Владимира. Он знал, что рано или поздно его вычислят, но нисколько об этом не тревожился. Контора не сдает своих людей. Улик против него никаких, все на уровне догадок, а догадки — вещь субъективная, их, как говорится, к делу не пришьешь.

Неприятно было другое: во-первых, Владимир терпеть не мог отвечать на вопросы, в этом было что-то унизительное, словно ты оправдываешься перед противником, который заведомо сильнее тебя. А в том, что Турецкий был хоть в чем-то сильнее его, Дементьев сильно сомневался. Однако придется покорно сидеть на стуле, напускать на себя равнодушный вид и отвечать. Иначе никак.

Владимир Дементьев был очень самолюбивым человеком. Ему было небезразлично мнение окружающих (дурная черта, но избавиться от нее никак не получалось, поэтому Владимир принял ее «как данность»). Он никогда и никому не позволял смеяться над собой. Пять лет назад один парень из центрального аппарата попробовал: «Слушай, ты такой белобрысый… давай я буду звать тебя солнышко!., ха-ха!» Через пару дней юморист пришел на работу с новыми зубами. С тех пор никто из коллег не позволял себе отпускать шутки на его, Владимира Дементьева, счет.

С детства Владимир привык во всем быть лучшим. Математика, бег, стрельба — на олимпиадах и соревнованиях ему не было равных. Он и в ФСБ пришел лишь потому, что это был прекрасный способ подчеркнуть свою исключительность, он как бы вошел в круг посвященных, избранных, до которых простым обывателям было как до луны пешком.

Служилось Дементьеву хорошо. Он был обязателен, пунктуален, свято чтил субординацию, никогда не допускал ошибок, избегал любопытства. К своим тридцати Владимир Дементьев получил майорские погоны и не собирался на этом останавливаться. О нет, он не хватал звезд с небес. Он знал, что главное в жизни — поставить перед собой цель, а добираться до цели нужно не бездумными рывками, рассчитывая лишь на везение и собственную удаль, а упорно и ровно — в этой установке была надежность.

Все изменилось три года назад… Как-то раз, проезжая по долгу службы мимо площади трех вокзалов, он вдруг увидел возле обочины молоденькую девушку с двумя огромными сумками. Девушка была хрупкой и большеглазой. Сумки лежали у ее ног, как две огромные собаки, и она смотрела на них сердитым, недовольным взглядом, как будто они чем-то обидели ее.

Владимир притормозил возле девушки и предложил ей свою помощь. Через полгода они поженились.

Рите было двадцать лет. Она только что провалилась на экзаменах в театральный институт, но нисколько не унывала по этому поводу и была преисполнена решимости осуществить свою мечту на будущий год. Она хотела стать знаменитой и покорить весь мир. До покорения мира было, конечно, еще далековато, но сердце Владимира Рита покорила с первого взгляда. Впервые в жизни он проявил слабость, влюбившись в нее, как мальчишка. Последующие месяцы и годы лишь укрепили эту любовь. Владимир прикипел к Рите сердцем, он и представить теперь не мог, как жил до встречи с ней.