Фридрих Незнанский - Меморандум киллеров

Из багажника «Москвича» вынули спецназовский нож и две лопаты. Зачем они находились там, выводы напрашивались сами — в свете некоторых соображений относительно «транспортировки» похищенного. Но задержанные упорно отмалчивались, лишь насмешливо похмыкивая в ответ на задаваемые им вопросы, будто насмехались над попытками оперативников расколоть их — таких, понимаешь ли, крутых. Ну не хотят — и не надо. Их увезли в ОВД и заперли в «обезьяннике». Дежурному было в принципе тоже наплевать, он передал информацию о происшествии дежурному по городу и поставил на том точку. Утром появятся дознаватели, вот пусть сами и занимаются этими, наверняка липовыми, «охранниками». Ксиву-то можно организовать нынче любую, было б, как говорится, желание.

Вероятно, эти похитители — Баландин с Муртазиным — были уверены, что с ними ничего не случится, и вели себя откровенно нагло. Они ничего «не понимали», «не помнили», когда и за что были задержаны, назвали ночное происшествие обыкновенной ментовской провокацией. С Юркиным они вообще знакомы не были, выстрелов не слышали и каким образом и почему бизнесмен в бессознательном состоянии оказался в их машине — понятия не имели. Все та же провокация! И вообще, они требовали адвоката, без которого не собирались больше ничего говорить.

Но когда парочка вызванных дознавателем себе в помощь оперативников продемонстрировала, каким образом они умеют «развязывать языки» даже самым крутым пацанам, задержанные поняли, что на этот раз у них, кажется, случился облом. И вот старший из двоих, Сайд Муртазин, заявил, что отвечать на вопросы следствия согласен, но лишь в присутствии полковника Лыкова с Петровки, 38. Что же касается адвоката, хрен с ним, можно пока обойтись и без него.

Это уже другой разговор. Лыков являлся заместителем начальника МУРа, фигурой известной, и начальник ОВД полковник Жегалкин лично позвонил Вадиму Михайловичу, чтобы проинформировать о странном требовании преступников. Реакция Лыкова оказалась для него неожиданной. Тот внимательно выслушал, уточнил фамилии задержанных и сказал, что в течение пяти ближайших минут перезвонит. А затем, позвонив, предложил следственные действия в отношении Муртазина и Баландина прекратить — до его приезда, ибо вопрос тут более серьезный, чем даже мог бы предположить полковник Жегалкин.

Лыков прибыл под вечер, сразу прошел к задержанным, возвращенным в «обезьянник», и о чем-то с ними переговорил наедине. Затем, усмехнувшись по поводу их «разукрашенной внешности», поднялся в кабинет начальника отдела внутренних дел, где не преминул с юмором сообщить о своих наблюдениях. Но без всякого осуждения, он же прекрасно понимает коллегу — допрос, он и есть допрос, а мелкие нарушения — куда без них… Что же касалось самих задержанных, то тут вопрос сложнее. И он выходит далеко за рамки ночного похищения и всего прочего, что, к счастью, не состоялось благодаря бдительности патрульно-постовой службы. Ребят надо бы, конечно, отметить и на том закрыть вопрос. А преступников Лыков должен забрать с собой, на Петровку, 38, где им будет задан ряд конкретных вопросов по совершенно иным делам, имеющим сегодня, пожалуй, куда больший общественный резонанс. Сути этой проблемы руководитель МУРа объяснять коллеге не стал, попросил поверить на слово. Что Жегалкин и сделал, с удовольствием скинув со своих плеч лишний груз. На том и расстались.

Лыков уехал, увозя с собой задержанных охранников, а также вещественные доказательства, обнаруженные при них и в машине, вместе с протоколами об изъятии, а также допросов обоих. Сопровождали его двое старших оперуполномоченных МУРа, капитаны Борис Ряхин и Толя Волошин.

Было уже поздно, и тем не менее прибыли они не в так называемые «Петры», то есть следственный изолятор на Петровке, 38, а в помещение, расположенное, можно сказать, неподалеку, почти по соседству, в доме в Среднем Каретном переулке. И там с задержанными, руки которых были все еще скованы стальными браслетами наручников, провели краткий, но весьма выразительный «инструктаж» — на будущее. «Инструктировали» опера, а полковник только с интересом наблюдал за их профессиональной работой, комментируя отдельные моменты вколачиваемой в пустые головы бездарных исполнителей науки.

— Это, — сказал он позже, в конце урока, — вам, пацаны, в зачет пойдет, когда грамотно работать научитесь. И еще чтоб вы поняли наконец, что мне некогда терять на вас драгоценное время, которое стоит очень больших денег, мать вашу… Они были уже практически в кармане, а теперь зависли, причем неизвестно, что с ними будет дальше. Такую важную операцию сорвали, мудаки вы этакие! И себя наказали — на двадцать кусков, между прочим. А за брак в работе, по правде говоря, еще с вас получить бы следовало. Но так уж и быть, гуляйте… Пусть с вами ваш бригадир базар ведет, а нам этими разборками заниматься некогда.

Полковник мог бы долго еще рассказывать нерадивым «исполнителям», во что обошелся ему их прокол, да что толку. Вот и выходит, что часто цитируемое изречение известного государственного лица — насчет того, что хотели, мол, как лучше (а в данном случае — как попроще и подешевле), — всегда имеет однозначное продолжение. И сейчас у них получилось даже не «как всегда», а как в полной жопе, прости господи…

Преподанная наука сильных возражений со стороны наказанных за промах не вызвала. Поворчали и успокоились — в конце концов, поняли же, что сами виноваты. Пронесло хоть — и на том спасибо. Уж в том, что пронесло, они были уверены. Недаром же сами и давали полковнику подписки о сотрудничестве — специально, чтобы тот мог в критической ситуации, назвав их своими секретными агентами, вытащить из дерьма. Ну вот как сегодня.

— А с тачкой своей идиотской можете распрощаться! — снова завелся полковник, будто вспомнил о том, по какой причине произошло задержание. — Еще раз увижу или услышу, сгною к едрене матери. Боря, проводи их. И бутылку дай на дорогу, ведь без гроша в кармане, а на дворе — ночь.

— Сами добудут, — фамильярно отмахнулся Ряхин. — Чего их учить? Не дети. Пусть благодарят, что вынули их, засранцев…

— Ну как знаешь… И барахло свое пусть забирают, налетчики, мать их… — И когда недовольные и оттого понурые охранники ушли (они, видать, полагали, что их за геройское молчание на допросах и терпение еще самих благодарить должны), Лыков сказал своим коллегам: — А ведь нам, ребята, больше никому нельзя передоверять это наше дело. Давайте думать, пока тот хрен шума не поднял.

— А чего думать, Вадим? — возразил Толя Волошин. — Я бы действовал по отработанной схеме. А пока… Пока можно ему и «хвоста» приделать, а? Чтоб последить, поводить, если он сам попытается смыться или кто-то другой захочет его куда-нибудь переместить. В ту же ЦКБ, не исключено… Там с ним посложнее, пожалуй, будет. Но он, надо понимать, не в том состоянии, чтобы сейчас предпринимать какие-то защитные меры. Эти ж его уделали по полной программе, так что пока оклемается!..