Хансйорг Шнайдер - Смерть докторши

Несколько женщин оживленно замахали руками, приглашая комиссара потанцевать, но он только руками развел: дескать, рад бы, но, к сожалению, нет времени, хотя он и не прочь отправиться на острова мечты.

В докторской приемной его встретила г-жа Швааб. Нынче она накрасила губы лиловой помадой и надела белоснежную блузку.

— Увы, сегодня у господина доктора Кнехта времени не найдется, — объявила она. — Зайдите завтра, будьте добры.

Недолюбливает она его — что тут поделаешь.

— Выглядите вы нынче просто потрясающе! Как вы этого добились?

Г-жа Швааб нахохлилась, толком не зная, обижаться или нет.

— Я всего лишь хочу поговорить с госпожой Цбинден, — продолжал Хункелер. — Надеюсь, это возможно. А кстати, что за праздник там, под деревьями?

— Золотую свадьбу супругов Меркле отмечают. Им все нипочем. Доктора Эрни еще и похоронить не успели, а у них уже гулянка. Никакого уважения, сущее бесстыдство.

— Музыка у них замечательная.

— Альбин с Конрадом, забулдыги местные. Тюрьма по ним плачет.

— Ну что вы, они так хорошо играют. Как по-вашему, может, и нам с вами пойти потанцевать?

Г-жа Швааб покачала головой. Нет, танцевать она не станет. Тем более с ним.

Комиссар прошел в лабораторию Рут Цбинден, сидя за столом, заполнила какую-то таблицу. Она ему обрадовалась, спросила:

— Кофе хотите?

— Спасибо, не откажусь.

Хункелер сел у окна, очень хотелось закурить, чтобы прогнать неотвязный запах медикаментов, но эту мысль пришлось отбросить. На коньке игрового павильона заливался песенкой дрозд — желтый клюв, черный фрак. Пел он так громко, что даже сквозь стекло было слышно. Потом умолк, повертел головкой, встряхнулся и снова завел свою прелестную вечернюю песенку. Справа, со стороны дороги, в поле зрения появился рослый старик. Седобородый, в черном костюме и в черной шляпе, самом настоящем борсалино. Шагал он медленно, деревянной походкой, словно был не вполне уверен, что под ногами у него прочная земля. Смотрел вниз, будто что-то искал. Остановится, с усилием нагнулся, что-то поднял, внимательно осмотрел и сунул в правый карман пиджака.

— Кто это? — спросил Хункелер.

— Авраам, — ответила Рут Цбинден, — он тоже приглашен на золотую свадьбу.

Они оба наблюдали, как старик исчез в туалете игрового павильона.

— Что он искал?

— Ах, он вечно в землю глядит. Камешки ищет. У него их полные карманы.

Хункелер отпил глоток из чашки, которую г-жа Цбинден поставила перед ним. Кофе был выше похвал.

— На что он живет? На пенсию?

— У него есть жилье внизу, в «Молочном супчике». И какая-никакая пенсия, поди, тоже есть. Ему много не надо.

— А как насчет Ворчуньи?

— Ворчунья живет на ферме, в горах, где-то на Шпицвальде. По хозяйству фермерам помогает. Насколько я знаю, нынче вечером и она приглашена. Оба, конечно, малость с приветом. Но очень милые.

Рут Цбинден дружелюбно улыбнулась комиссару светлыми глазами, серыми, с золотыми искорками.

— Вы кое о чем умолчали. Не сказали мне про Ханса Грабера.

— Да? А надо было? Почему?

Улыбка погасла, словно ее стерли.

— Потому что он был любовником госпожи Эрни.

— Вот как?

Она вспыхнула, но не сильно. Да, неплохо девушка умеет владеть собой.

— Ваша правда, об этом я умолчала. Потому что не имею права говорить. Клятву дала.

— Как вы сказали? Госпожа Эрни взяла с вас клятву?

— Да. Однажды я нечаянно их застала… Поздно вечером, мне что-то понадобилось взять в лаборатории. Видно, пришла я так тихо, что они не услышали. Так я и узнала про них. И она мне доверилась.

Хункелер смотрел на улицу, на туалет, откуда как раз вышел долговязый Авраам, по-прежнему глядя в землю.

— Как люди ухитряются проворачивать такие дела?

— Вы о чем?

— Крутят любовь с известной на весь город персоной — и никто ничего не замечает.

— Они виделись нечасто. Ну, может, раз в две недели. Всегда поздно вечером, большей частью здесь, изредка у него дома. А незамеченным все осталось, наверно, потому, что никто и представить себе не мог, что она способна завести роман.

— Он бывал у нее дома?

— Нет, она не хотела. Говорила, что такая близость излишня, мужчина еще и в собственных четырех стенах.

Хункелер покачал головой. Он был в полном недоумении.

— Если хочешь заняться любовью, то устраиваешься поудобнее, на мягкой широкой кровати, а не на медицинской кушетке.

— Ну, это не по ней, у нее были свои представления. Любовь должна быть тайной, опасной, запретной. Иначе грош ей цена.

— Как вы думаете, Ханс Грабер мог бы совершить это убийство? И если да, то по какой причине?

Рут Цбинден ответила не сразу, задумалась, потом наконец подняла глаза и посмотрела на него, прямо и искренне.

— Пожалуй, мог бы. Он собирался расстаться с Кристой. Примерно за месяц до смерти она сама мне рассказывала. С ним, мол, нехорошо обращаются, используют как объект сексуального наслаждения, без душевной надстройки. Я точно помню эти слова, очень уж странная формулировка. И он, мол, хочет остаться верен своей молодой жене.

— Но убийств из-за этого все-таки не совершают.

— Как знать. Может, она не хотела его отпустить. Может, произошла ссора и он в аффекте заколол ее.

— На нижней губе у нее ранка от укуса. Но это строго между нами.

— Вот свинья, — сказала Рут Цбинден.

— Почему свинья? В любовной горячке чего только не бывает.

— Ненавижу насилие над женщинами, даже если это укусы от любви.

Рут Цбинден сидела по-кошачьи спокойно, сложив руки на коленях, словно лапы.

— А ваш друг, который ловит форель? Как он? Вы его любите?

— Конечно. Иначе разве я была бы с ним?

Тут она права.

— Давайте поговорим об Иове Хеллере. Он часто навешал свою мать?

— Нет, редко. В общем, только если нужно было что-то обговорить. Она избегала его.

— Почему? Общение с сыном она тоже считала излишней близостью?

— Вполне возможно. Криста была женщина весьма незаурядная.

— Вам она нравилась, верно?

Рут Цбинден кивнула, глаза ее на миг затуманились.

— Ну что ж, спасибо, — сказал Хункелер.

У стойки в приемной д-р Кнехт давал указания г-же Швааб. При появлении Хункелера он осекся и смерил его холодным взглядом.

— Этот ваш Халлер целыми днями тут торчит, — сказал он. — Долго ли так будет продолжаться? Вы мешаете нам работать.

— Сожалею, но мне необходимо поговорить с вами.

— Никак не могу. Вы посмотрите, сколько пациентов ждут приема. — Он кивнул на стеклянную перегородку, за которой сидели люди. — Им всем нужна моя помощь. И это самое важное.

— Пятнадцать минут, — попросил Хункелер.

Д-р Кнехт побагровел, хотя под загаром это не слишком бросалось в глаза. Но тотчас взял себя в руки.

— Ну хорошо. Зайдите этак в полдень, может, уделю вам минут пять.