Неле Нойхаус - Друзья до смерти

— Радуйтесь, что я помешал, — возразил Боденштайн. — Вы нужны своему сыну Бенджамину. Ваш муж отсидит в тюрьме полный срок.

Боденштайн пил уже шестую или седьмую кружку кофе, когда в его кабинет вошла Пия. Она была бледна и выглядела измученной, ничуть не лучше, чем он сам.

— Простите, — повторила она то, что уже сказала ему по телефону. — Я забыла свою трубку в машине.

— Все в порядке, — вздохнул Боденштайн.

— Бок сказал что-нибудь о Свении? — спросила Пия.

— У него действительно была с ней связь, но он якобы не знает, где она сейчас. Он отрицает, что имеет отношение к смерти сына. Сюда едут коллеги из отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Они хотят арестовать сегодня всех, кого подкупил Бок.

— А где фрау Бок?

— В психиатрическом отделении в Хехсте. — Боденштайн оторвался от кофе и поморщился. — Бог мой, это просто жуть. Она чуть не застрелила мужа, была всего на волосок от этого.

— Почему все вообще так далеко зашло?

— Перкусик узнал Бока на фото со Свенией. Он хотел призвать к ответу своего бывшего шефа. Все вышло за рамки, когда фрау Бок услышала, как Перкусик обвиняет ее мужа в том, что тот убил Йонаса, поскольку сын узнал о его связи со Свенией.

— А это соответствует действительности?

— Сходство ДНК убийцы с ДНК Йонаса говорит о том, что они близкие родственники. Но Бок утверждает, что в понедельник был в Мюнхене.

— Как вы вообще пришли к выводу о том, что Перкусик может поехать к Боку? — поинтересовалась Пия.

— Интуиция. — Боденштайн скупо улыбнулся. — Слава богу, она у меня еще не пропала.

Когда Оливер пришел домой, Козима сидела за кухонным столом и писала памятку, что надо купить.

— И? — полюбопытствовала она.

— Даже не спрашивай! — Боденштайн подошел к холодильнику и взял йогурт. — Я имел дело с седьмым грехом.

И вкратце рассказал о случившемся.

— Хорошо, что я не знаю, что тебе приходится переживать, — сказала Козима. — У меня бы ни минуты покоя не было.

— Меня самого до сих пор трясет, — признался Боденштайн. — Возможно, и потому, что я слишком мало спал и выпил слишком много кофе.

— Тебе опять надо уйти?

Он достал ложечку из ящика стола и открыл йогурт.

— Кстати, я отказалась от экспедиции в Новую Гвинею осенью, — мимоходом сообщила Козима, продолжая писать записку.

Боденштайн перестал есть йогурт.

— Что это вдруг? Скажите-ка, ты постепенно становишься благоразумной.

— Ну да! — Козима посмотрела на него и улыбнулась. — Но если уж я вдруг так благоразумна, то стоит спросить, почему я приняла такое решение.

— А вот теперь я по-настоящему заинтригован.

— Я узнала об этом неделю назад, — сказала Козима. — Сначала я была просто в шоке. Я уже подумывала о том, что скоро стану бабушкой, а тут такое…

Боденштайн смотрел на жену, ничего не понимая.

— Сначала я думала, что заболела, потому что ничего подобного просто и в расчет не брала. — Козима стала серьезной. — Мои сорок пять это, конечно, не старость, но как представила, что снова придется возиться с подгузниками и кормлениями и все проходить по новой, то не очень обрадовалась.

Постепенно Боденштайн начал понимать.

— Нет, — сказал он, все еще не веря. — Этого не может быть, или?..

— Может, — подтвердила Козима. — У нас будет ребенок.

— И поэтому ты отказалась от Новой Гвинеи?

— И поэтому ты считаешь меня изнеженной привередой? — Козима улыбнулась.

— Ну да, с годами ты становишься все более придирчивой, — ответил он, а потом подошел к ней, протянул руки и крепко обнял.

Козима обвила руками его шею.

— Жаль, что я не сказала тебе раньше, — прошептала она, — но я должна была сначала сама разобраться. Ты действительно рад? Еще раз все по полной программе?

— Я… Я просто восхищен. — Боденштайн почувствовал вдруг, что у него от счастья на глазах выступают слезы. — Ах, Кози, я даже поверить не могу, это же так здорово, правда!

Они смотрели друг на друга и улыбались.

— Кто бы мог подумать, — тихо сказал Боденштайн. Он погладил жену по щеке, а потом поцеловал ее, сначала нежно, а потом с проснувшейся страстью.

— Что это с вами происходит? — раздался сзади голос Розалии.

Они перестали целоваться, переглянулись и захихикали, как влюбленные подростки.

— Скажем ей? — спросил Боденштайн.

Козима кивнула.

— Что скажете? — Розалия с подозрением посмотрела на родителей.

— Скажи ты, — попросил жену Боденштайн.

Козима отпустила его, подошла к дочери и обняла ее.

— Представляешь, Рози, я беременна. В декабре у нас родится ребеночек, — сообщила она.

Рози мгновенно вывернулась из рук матери.

— Что ты сказала? — Она растерялась и только испуганно переводила взгляд с матери на отца. — Этого не может быть! Это просто мега-паршиво!

— Почему? — спросил Боденштайн. — Что тут плохого?

— Вы в курсе, сколько вам лет? — с осуждением произнесла Розалия.

— Что ты хочешь сказать? — весело хмыкнула Козима. — Слишком много, чтобы рожать ребенка, или слишком много, чтобы его заделать?

Розалия чуть дар речи не потеряла.

— В голове не укладывается, — выдавила она наконец и исчезла.

Боденштайн ухмыльнулся. Молодые люди удивительные ханжи и предпочитают прогонять мысли о том, что их родители могут так же любить друг друга и спать вместе, как и они сами. Он вспомнил, как сам примерно в двенадцать лет застал за «этим» своих родителей. Неделю он не мог их видеть, не испытывая за них стыда.

— Теперь мы пали в ее глазах, — сказал он и взял Козиму за руку. — Что ты думаешь о том, чтобы пойти в спальню и запереть дверь?

— А потом? — Козима наклонила голову и посмотрела на него искоса.

— Я тебе покажу, — ответил Боденштайн.

Сообщение об исчезновении Свении Зиверс передавали по радио и телевидению после обеда и вечером. Определить местонахождение ее мобильного не удалось; установили лишь, что в последний раз телефон включали в Бад-Зодене в пятницу, в 20:07. В это же время Свения послала эсэмэску Антонии Зандер и почти сразу выключила аппарат. Кроме того, поступали сведения от граждан, но при проверке все они оказались ложными. В расследовании обоих убийств сотрудники угрозыска зашли в тупик. Когда Боденштайн, пребывавший в прекрасном расположении духа, прибыл в комиссариат, он застал свою команду в состоянии угрюмой летаргии. Отсутствие каких-либо успешных результатов всех деморализовало, а жуткая жара в кабинетах, не оборудованных кондиционерами, свела рабочий настрой к нулю.

— Есть новости? — спросил Боденштайн, хоть и знал, что вполне мог приберечь вопрос при себе.

— Только что звонила Андреа Аумюллер, — сказала Катрин Фахингер. — Она из грюнцойгской компании, хотела с вами поговорить.