Эд Макбейн - Румпельштильцхен

Джоанна молчала сравнительно долго. За открытыми окнами «Гии» мелькал унылый сельский пейзаж. До Энанбурга оставалось еще минут двадцать пути, а стрелки на часах показывали уже почти половину второго. Большой парад участников родео должен был начаться ровно в два. Я знал, что сказал совсем не то, и совсем не так, и что единственным моим утешением может быть только то, что Сьюзен дала нашей дочери еще более идиотский совет. Предложила принимать таблетки! Боже мой!

— Вообще-то, — заговорила Джоанна.

Я затаил дыхание.

— Вообще-то, я еще даже не уверена, что мне самой хочется, чтобы он это сделал. Я думаю, что ты был прав насчет него, пап. Я не знаю точно, но возможно, ты действительно прав. И я думаю, что если я позволю это ему, то значит я позволю ему отнять у меня что-то такое очень личное, что-то такое, что мне вовсе не хочется ему отдавать. Да уж… это было бы просто пошло, — заключила Джоанна и согласно кивнула.

Я промолчал. Я внимательно следил за дорогой.

— Спасибо, пап, — проговорила Джоанна, будучи весьма довольна собой.

А очень скоро она начала напевать какую-то мелодию из Элтона Джона, которую знал даже я.

На Большой парад участников мы опоздали, но тем не менее мы все же заняли места на теневой стороне арены как раз во время исполнения национального гимна. Первое состязание проводилось по выездке без седла, и сидевший рядом с нами мужчина сообщил, что с одним необъезженным жеребцом по кличке Гроза-Деннис и участвующего в жеребьевке под номером 18, никто из ковбоев не хотел иметь дело. «Сами увидите, когда кому-нибудь наконец достанется этот восемнадцатый, — повторял он. — Этот конь сбрасывает с себя любого седока всего через несколько секунд». И третьим из стойла был выведен именно Гроза-Деннис, и конечно же ковбой смог удержаться у него на спине не больше трех секунд, полностью подтвердив тем самым прогноз нашего соседа по трибуне. Потом мы еще посмотрели, как ковбои арканили и связывали телят, а также стали свидетелями скачек на необъезженных лошадях. Потом я поинтересовался у Джоанны, а не хотелось бы ей съесть хот-дог или еще чего-нибудь, и она призналась, что ей действительно хочется есть, и вообще, она уже проголодалась — чувство голода — это обычное состояние Джоанны — но ей все же не хочется, чтобы я пропустил шоу с быками, о котором наш всезнающий сосед по трибуне сказал, что после скачек на быках — это самый захватывающий и к тому же последний номер программы. Я сказал Джоанне, что скоро вернусь, и начал пробираться к выходу с трибуны мимо сидевших в нашем ряду зрителей, обратив внимание на то, что почти все они, как мужчины, так и женщины были в больших шляпах, и я пожалел о том, что это не я являюсь владельцем того одного-единственного на весь Энанбург галантерейного магазина. В то время, как я наконец выбрался с трибуны и направился к расположенным примерно на расстоянии пятидесяти ярдов лоткам, которые торговали едой, церемониймейстер объявил через микрофон и мощные динамики, что как раз в этот момент ковбои работали в паре, и «хейзер» направляет бег молодого бычка, а сам «булдоггер» в это время свешивается на скаку со своей лошади, стараясь крепко ухватить быка за рога и повергнуть его на землю. На вывеске, прибитой над маленькой деревянной постройкой, значилось «ХОТ-ДОГИ, ГАМБУРГЕРЫ, ПРОХЛАДИТЕЛЬНЫЕ НАПИТКИ». Среди примерно десятка или поболе стоявших в очереди мужчин и женщин был и Джим Шерман.

Я не сразу сумел узнать его, потому что поначалу он стоял спиной ко мне, да и по одежде Джим ничем не отличался от большинства зрителей — джинсы и ботинки, рубашка-ковбойка с перламутровыми пуговицами, шляпа. Все же более обычными для меня было созерцать его в костюме в качестве одного из хозяев «Зимнего сада», или же в сильно облегающих плавках, прогуливающимся по пляжу, выставляя на всеобщее обозрение свой великолепный загар. Делая заказ, Джим повернулся ко мне в профиль, и я тут же узнал его по аккуратному лисьему носу и по совершенным линиям покрытого бронзовым загаром подбородка. Как раз в это время он говорил девушке за прилавком, чтобы она завернула ему пару гамбургеров и что еще он возьмет две Кока-колы. Должно быть он краем глаза увидел меня; Джим Шерман обернулся в ту сторону, где я стоял на несколько человек позади него, и — каким-то отрешенным голосом — сказал: «Привет, Мэттью». Взяв свой заказ и расплатившись, он пристроился рядом со мной, прошептав мне при этом:

— Мне нужно с тобой поговорить.

— О чем? — спросил я.

— Об этом не здесь, — ответил Шерман, — давай лучше встретимся с тобой минут через десять. Я как раз за это время успею отнести все это Брэду.

— О'кей. А где?

— Здесь, у билетных касс.

— Конечно, — согласился я и посмотрел ему вслед, в то время как он направился обратно к трибуне.

Когда я принялся объяснять Джоанне, что мне нужно кое с кем поговорить, она заявила, что я могу идти, но только в том случае, если позволю ей принять участие в скачках на телятах, которые должны были начаться непосредственно после шоу с быками, большую часть которого я все равно уже пропустил. Скачки на телятах, как объяснил нам наш сосед по трибуне, представляли из себя такой номер родео, когда любая девочка или мальчик, пришедшие на родео, могли спуститься вниз, на поле, куда предварительно выпускалось где-нибудь около десятка или поболее телят, и там нужно было отловить одного теленка, влезть ему на спину и уже таким образом добраться до финиша. Победителя ожидал денежный приз. «Но обычно в такого рода состязаниях победителями оказываются мальчики», — завершил он свой рассказ, и Джоанна недовольно надулась. Я оставил на ее попечение два хот-дога, упаковку картофельных чипсов и апельсиновый напиток, а сам отправился на поиски Джима Шермана.

Он стоял, прислонившись к прилавку и билетной кассы и попыхивая сигаретой. Увидев, что я направляюсь в его сторону, Джим вытащил сигарету изо рта и бросив ее на землю, растер каблуком ботинка. После этого он снял с головы шляпу и протер пришитую к ней изнутри кожаную тесьму, точно так же, как это делал Миллер во время нашей с ним встречи в его апельсиновых зарослях. Шерман снова водрузил шляпу на прежнее место.

— Ну и в чем же дело? — поинтересовался я.

— Я рад, что мне удалось случайно встретиться с тобой здесь, — заговорил Шерман. — Я все равно собирался завтра утром зайти к тебе в контору. А теперь не придется лишний раз куда-то выбираться, — с этими словами он вытащил еще одну сигарету из нагрудного кармана своей ковбойки, вытянув лишь сигарету, не вынимая все пачки, а затем он зажег спичку о собственную задницу, обтянутую голубыми джинсами, и прикурил, выпустив изо рта струйку дыма и прищурив глаз, совсем как Гарри Купер или какой-нибудь другой герой-ковбой, какого Джим Шерман сегодня изо всех сил старался сегодня изобразить из себя здесь, в Энанбурге, штат Флорида. — Ко мне наведывались из полиции.