Нил Гейман - Череп Шерлока Холмса

Бросив взгляд на мое вытянувшееся лицо, Шерлок Холмс усмехнулся.

— Признаться, Ватсон, планы монахов относительно моего черепа резко расходились с моими. Я надеялся, что он еще послужит мне… и Англии, конечно, — он шутливо вскинул руки. — Успокаивало другое — если бы монахи таили какие-то кровожадные замыслы, вряд ли они стали бы признаваться в них столь откровенно. Эта мысль меня немного успокоила, я принялся осматриваться — ведь мне впервые довелось оказаться в самом сердце подобной святыни. Непередаваемое впечатление, дорогой Ватсон, до сих пор вспоминаю, как я сожалел о вашем отсутствии. Описать увиденное — для этого нужен ваш литературный талант, а не сухой язык частного детектива. Представьте себе полумрак каменных келий, в котором угадывается тяжелый блеск позолоченных статуй, представьте себе искусно нарисованные на полу мандалы — картины Вселенной. А прекрасные шелковые полотна, украшенные переливающимися всеми цветами радуги образами божеств и демонов — ими гордились бы самые знаменитые музеи мира!

Меня несколько удивило восхищение, звучавшее в голосе Холмса — мой друг был вполне равнодушен к искусству — кроме тех случаев, когда творение оказывалось в круге его интересов. Иными словами, становилось объектом преступления. Поймав мой недоверчивый взгляд, Холмс сказал:

— Представьте себе, я действительно был поражен сокровищами монахов. Но куда больше меня занимала судьба Торстейна Робю, — он нахмурился. — Рассматривая украшенные драгоценностями чаши, изготовленные из человеческих черепов, я невольно задавался вопросом — нет ли среди них тщательно отделанного и украшенного черепа несчастного норвежца. Мысль эта меня настолько заботила, что я даже забыл о том, что и собственная моя жизнь, возможно, тоже находится в опасности. Впрочем, забыл лишь на мгновение. Дело в том, что меня представили настоятелю — Дагпо Лходже. Худощавый старик с приветливым лицом и умными проницательными глазами сидел на некоем подобии трона — деревянном сундуке с высокой резной спинкой. Он благосклонно принял мой дар — длинный узкий шарф, который называется «хадак». Такие шарфы — наиболее характерный вид подарков, в Тибете их приходится раздавать на каждом шагу… — Холмс, словно в ознобе, потер руки. — В ответ на это лама благословил меня — положил правую руку мне на темя. От моих глаз не укрылась его довольная улыбка, которая относилась к строению моего черепа, вызвавшему столь откровенное восхищение монахов! На какой-то миг я забыл о судьбе Робю, но зато вспомнил, монастырь принадлежит приверженцам бон — которые, в отличие от буддистов, отнюдь не являются убежденными противниками лишения жизни различных существ. Мало того — до недавнего времени они практиковали кровавые жертвоприношения. Правда, не человеческие, но в данной ситуации это было весьма слабым утешением. Я призвал на помощь все свое самообладание и вежливо поблагодарил ламу за его подарок — Дагпо Лходже подали шнурок из шелка, он завязал на нем узел и, дунув на него, возложил мне на шею. Этот шнурок с узлом по-тибетски называется «сун-дуд», он считается талисманом, предохраняющим от несчастий. С точно таким же узлом, как этот, — и Холмс протянул мне шнурочек, срезанный сегодня с портьеры в квартире на Тотенхейм Корт-роуд.

Я осторожно взял его в руки. Узел действительно выглядел необычно. Между тем Холмс продолжал:

— Ну-с, а во время трапезы мне продолжали оказывать знаки весьма уважительного внимания — в том числе и настоятель. Он живо интересовался моими наблюдениями, а я по мере сил старался его любопытство удовлетворить. Странным было, что и жизнью европейцев он интересовался не в меньшей степени. Мне удалось перевести разговор на варварский обычай использования человеческих черепов и на особенности анатомического строения. Старик охотно поддержал предложенную тему. Мало того, ничуть не смущаясь, он повторил то же, что сказал мой проводник — насчет того, как они будут счастливы присоединить чашу из моего выдающегося черепа к уже существующим. Я сделал вид, что ничуть этим не обескуражен, и, словно невзначай, упомянул норвежца Торстейна Робю. «Да, я помню его, — тотчас отозвался лама. — К сожалению, его череп не представляет собою ничего особенного. Ваш соотечественник пробыл у нас недолго и сразу же отбыл к перевалу с очередным караваном…» Как вы помните, Ватсон, я представлялся норвежцем, — пояснил Холмс. — Далее он сообщил, что на том перевале в хижине обитает весьма почитаемый местными жителями отшельник и что о Торстейне Робю они более ничего не слышали, — Холмс допил портвейн, остававшийся в рюмке, взглянул на часы и торопливо поднялся. — Ватсон, я собираюсь лечь спать и советую вам последовать моему примеру. Завтра нам предстоит нанести еще несколько визитов.

Он ушел к себе, а я еще некоторое время сидел, задумчиво разглядывая шнурок с узлом и безуспешно пытаясь связать давние тибетские приключения моего друга с загадочным убийством русского эмигранта.

Холмс разбудил меня раньше обычного. Наскоро позавтракав, мы вышли из дома. Великий сыщик был сосредоточен и малоразговорчив. Я не стал расспрашивать о наших планах на сегодня, но он сам сказал мне — когда мы сели в кэб:

— Настало время нанести визит в русское консульство. Я хочу задать там несколько вопросов.

— Вы полагаете, вам на них ответят? — усомнился я.

— Мы прежде заедем к Майкрофту. У него прекрасные отношения с сотрудниками консульства… конфиденциальные, — добавил Холмс после небольшой паузы.

Последнее замечание вскоре подтвердилось. От клуба «Диоген», фактически превращенного Майкрофтом Холмсом в резиденцию, мы прибыли в русское консульство. Оно располагалось в двухэтажном особняке и не отличалось от прочих домов на улице ничем, кроме трехцветного флага, украшавшего подъезд. Ни о чем не спрашивая, нас проводили на второй этаж. Здесь, в просторном кабинете уже ожидали. Одного джентльмена нам представили как вице-консула графа В., второй — молодой человек лет двадцати с неброской внешностью оказался секретарем по имени Михаил. Он скромно стоял в слабоосвещенном углу, держа в руках папку из тисненой кожи.

— Счастлив познакомиться с вами, господа, — сказал граф после обмена приветствиями. — Мне всегда доставляло удовольствие следить за вашими блестящими расследованиями, но я и не предполагал, что когда-нибудь лично пожму вашу руку.

Его английский был безукоризненным, да и сам граф походил скорее на типичного английского джентльмена, нежели на иностранного дипломата.

— Итак, мистер Холмс, чем могу служить? — спросил он после того, как мы расселись по предложенным стульям. Граф занял место за массивным письменным столом.