Елена Селиванова - Встать, суд идет!

На одном из танцевальных вечеров Галину пригласил интересный парень. Потом проводил ее домой, назначил свидание, а через неделю сделал предложение.

— Но ты же его мало знаешь, — ответила Ланка, когда подруга поделилась с ней этой новостью.

— Он такой хороший, такой необыкновенный! Его отец был другом поэта Есенина. Он мне даже стихи посвятил. Правда! — уверяла Галина.

— Кто: отец или твой Сергей?

— Мой Сергей, конечно! Ты только послушай, что он написал:

— Это не его стихи, — перебила подругу Ланка.

— А я говорю его, Сережины, — сердито ответила Галина. В последние дни она только и говорила о замужестве, с нетерпением ожидая каждодневной встречи с будущим супругом.

Между тем Сергей не спешил с регистрацией брака. Оттого, наверное, Галина с каждым днем становилась все мрачнее и раздражительней. Ланка жалела ее, помогала чем могла.

Как-то к Галине прибежал Сергей. Ничего не объясняя, сказал, что к часу дня ему необходимо достать тысячу рублей. Он просил помощи, намекнув, что заводская касса не обеднеет, если на два дня, только на два дня, она возьмет в долг всего одну тысячу.

— Касса не сойдется. Что я тогда скажу бухгалтеру?

— Галчонок, ты просто не хочешь меня выручить, а значит, не любишь. Раз так, зачем выходить за меня замуж?

Сергей объяснил, как и что нужно подделать, чтобы недостачу не обнаружили.

В обеденный перерыв Галина принесла деньги. Вечером они встретились. Он нежно целовал ее, гладил руки, просил еще немного подождать до свадьбы. В тот вечер Сергей сказал Галине, что на несколько дней уезжает в командировку. Оба поехали на вокзал. Долго махала Галина вслед уходящему поезду.

Прошел месяц, а возлюбленный не возвращался. Бухгалтер Мария Петровна при первой ревизии выявила недостачу и потребовала немедленно внести недостающую сумму, иначе дело будет передано в прокуратуру.

Испугавшись, Галина написала расписку о том, что в течение трех дней погасит задолженность. Едва набрав пятьсот рублей она и Ланка пошли к Сергею. Но дома его не оказалось — еще не вернулся.

«Остается последний день. Послезавтра бухгалтер всем скажет, что Галка воровка, начнется следствие. Стыд-то какой!» — думала Ланка, переживая за подругу.

— Ну чего ты плачешь, Галочка? Надо искать выход. Давай уговорим бухгалтершу, чтобы еще несколько дней повременила. Ты завтра ее приведи ко мне. Отдадим пятьсот, остальные внесем постепенно. А я за то, что подождет, всю жизнь буду бесплатно ей шить.

Назавтра Галина привела Марию Петровну. Услышав, что собрана лишь половина суммы, бухгалтер не стала разговаривать, заявив, что сообщит директору завода о краже.

Напрасно подруги просили подождать хотя бы еще дня три. Напрасно рыдала Галина.

— Ты меня правильно пойми, — объясняла Мария Петровна. — Я тебе сегодня тысячу прощу, а ты завтра две украдешь!

— Не украдет! Она не воровка! — горячо возразила Ланка.

— Тот, кто залезает в чужой карман, — вор.

— Я ни у кого ничего не украла, взяла только на два дня, — закричала Галина.

— По какому праву ты со мной так разговариваешь? — возмутилась Мария Петровна.

— Потому что я не воровка. Я хотела помочь своему жениху, но с ним, видимо, что-то случилось.

— Ничего с ним не случилось, милая моя. Наверное, где-то еще одну такую, как ты, глупую сватает.

— Так я по-вашему воровка и дура? — Лицо Галины исказилось от злости.

Потом все произошло словно во сне. С ужасом смотрела Ланка, как набросилась подруга на Марию Петровну, как, схватив молоток, начала бить женщину по голове, по лицу. Ланка хотела кричать, звать на помощь — не могла. Вскоре все было кончено…

— Ты куда? — испуганно спросила Ланка Галину, когда та направилась к выходу.

— Домой.

— А я как? Скоро придет мама. Что я ей скажу?

— Говори, что хочешь. Я у тебя не была и ничего не знаю. Если следы не смоешь, а труп не уберешь, скажут, ты убила. А я ни при чем.

На мгновение Ланка представила весь ужас положения, в которое поставила ее Галина, та самая, которую она считала близкой подругой.

— Уйди, бессовестная! Пусть меня расстреляют! Но знай, я не такая, как ты! Я не стану сваливать вину на тебя, не пойду доказывать. Только уходи и никогда не показывайся мне на глаза, а то я сама тебя убью, — произнесла Ланка, ошеломленная поступком подруги.

Но Галина не ушла. Труп спустили в подпол, лихорадочно стали замывать следы крови. Когда пол был отмыт, Галина обнаружила, что дверь не заперта на крючок.

— Теперь все равно! — махнула рукой Ланка. — Уходи быстрее и больше чтобы я тебя не видела, — сказала она, выталкивая бывшую подружку за дверь.

Ночью вернулась с работы мать. Квартира блестела чистотой, а пол добела отскоблен ножом. Ничего не напоминало о страшной трагедии.

Любое преступление не остается безнаказанным. Труп обнаружили в колодце, куда его позднее спустила Ланка.

Пока не предъявили Галине ее расписку, обнаруженную в сейфе бухгалтера, она, в ходе следствия, вообще не признавала своей вины, а потом стала утверждать, что виновата только в том, что не донесла об убийстве, очевидцем которого была.

Когда на суде в качестве свидетеля допрашивали Сергея, Галина пристально смотрела на него. Казалось, ждала в нем спасения, но он заявил, что никаких денег от нее не получал, что подсудимая клевещет на него, так как он отказался с ней встречаться.

— Вы женаты? — спросил судья.

— Да, — ответил Сергей.

Лицо Галины залилось румянцем. Может, в эту минуту она подумала, что он считает ее своей женой. Но тут же сникла, услышав, что его жена и двое детей живут в Саратове.

Ланка же уверяла, что только она одна убила бухгалтера.

Пока велось следствие, а затем шел суд, много думала Ланка о своей короткой жизни, о своих больших ошибках. Если б можно было начать жизнь снова! Не оставила бы она школу из-за пустяка, не выбрала бы себе в подруги кого попало. Когда-то, еще в девятом классе, выписала она из сборника стихов Омара Хайяма такие строки:

Всю глубину этих слов Ланка поняла только сейчас. Они не выходили из головы, она повторяла их бесчисленное количество раз, отмеряя семь шагов от одной стены тюремной камеры до другой.

— Ради чего я все делала? Кому помогала? Кого выручала? — мысленно сквозь слезы спрашивала себя Ланка. Ей страшно было умирать в двадцать лет, а еще страшнее сознавать, что и умирать должна не как человек, а как соучастница убийства.

Высшая судебная инстанция, всесторонне проанализировав все обстоятельства дела, сочла возможным заменить Ланке высшую меру наказания десятью годами лишения свободы.