Джо Алекс - Третий король

— Как вы себе это представляете? — с сомнением спросил Вильчкевич. — Не думаете ли вы, что нам будет полезно ваше, с позволения сказать, ремесло рифмоплета?

— Нет. Так я не думаю. Но зато нам было бы полезно задать друг другу вопросы, которые важны для объяснения этой загадки.

— Какие, например?

— Например, вопрос, который первым приходит в голову. Можно с уверенностью утверждать, что убийца умеет обращаться с арбалетом. Рисковать он не мог. Если бы он только задел Янаса, то на крик раненого в библиотеку сбежались бы все обитатели замка. Стрела поразила хранителя с точностью до миллиметра — мы же знаем, что он умер сразу, не успев даже вскрикнуть. Поэтому мой первый вопрос звучит так: кто из живущих здесь, помимо пана Вильчкевича, прилично владеет арбалетом? Дело ведь непростое, в начальной школе этому не учат.

— Кто?.. — Вильчкевич прикрыл глаза. Казалось, вопрос Вечорека против ожидания произвел на него большое впечатление. — Кто, вы спрашиваете?.. Все.

Я всех обучил стрелять из арбалета!

— Это правда?

Тут даже Магдалена перестала плакать. Она оторвала голову от плеча Катажины, выпрямилась и подтвердила:

— Да. Я тоже умею.

Остальные, включая профессора Гавроньского, кивнули в знак согласия.

— Но здесь не все. — Капитан посмотрел по сторонам, хотя отлично знал, кого именно не хватает. — Например, с нами нет пани Ванды. Кто-нибудь видел ее после десяти часов, то есть после того, как мы ушли из библиотеки?

— Я не сомневаюсь, что она просто спит, — быстро сказал профессор. — Она жаловалась мне перед ужином, что очень устала. Думаю, нужно ее... — он шагнул к двери, но вдруг застыл на месте.

Из соседнего зала донеслись шаги по мраморному полу. Все обернулись на их звук. Ожидание было не долгим.

В раскрытых дверях библиотеки появилась Ванда Щесняк с растрепанными волосами, в темно-синем, почти до пола, халате.

— Что случилось? — спросила она. — Я услышала голоса и...

Тут она заметила скатерть, а под ней очертания человеческого тела, и замолчала. Не понимая, что происходит, она вопросительно взглянула на профессора.

— Ужасное несчастье, — торопливо начал тот. — Хранитель... — он помедлил и невольно посмотрел на труп, — хранитель мертв. Кто-то убил его.

— Убил? — Ванда оперлась рукой о дверной косяк. Только сейчас до нее дошло положение вещей. — Кто... кто это сделал? — Она запнулась. Вечорека удивило, что ее бледное лицо внезапно покраснело. — Мне послышался какой-то крик... — Она огляделась по сторонам, как бы ища опору. — Но я так крепко сплю! Потом мне показалось, что по коридору ходили и разговаривали...

— ... и вы проснулись, — Вечорек подал глазами знак Катажине, которая порывалась вмешаться. — Хорошо, что вы пришли. Теперь мы все в сборе, так что стоит повторить, что убийца — один из нас.

Он умолк. Никто не ответил ему. Глубокую тишину, царившую в библиотеке, внезапно нарушил далекий вой собаки, такой тоскливый, что даже капитан нервно вздрогнул и повернулся к окнам, за которыми стояла густая тьма.

— Вот и животное понимает, что замок посетила смерть, — тихо заметил он и подошел к окну.

Посреди подъездной аллеи сидела огромная овчарка, задрав голову к угрюмому небу, откуда все так же сыпался густой снег. Ветер опять усилился.

— И поскольку один из нас убийца, — снова сказал капитан, которого никак не отпускала эта мысль, — я считаю, что лучше всего будет запереть библиотеку на ключ и спокойно ожидать утра, когда мы сможем вызвать полицию. И пускай каждый попытается мысленно восстановить события последних часов или даже последних дней и вспомнить, не произошло ли за это время что-то необычное. В подобных случаях какое-нибудь на первый взгляд незначительное наблюдение может очень помочь следствию.

И опять никто не сказал ни слова, но все, как по команде, направились к двери. Стефан вышел последним, дважды повернул ключ в замке и положил его в карман. На лестнице он нагнал профессора, который с поникшей головой шел позади всех, и наклонился к нему.

— Не зайдете ли вы на минутку ко мне?

Ему показалось, что Гавроньский не расслышал, но, помедлив, тот все же кивнул.

Все расходились по своим комнатам.

Вой то умолкал, то вновь усиливался.

Катажина, в который уже раз за сегодняшний вечер, стояла у окна и пристально смотрела в темноту. Услышав негромкий стук профессора, она обернулась и села на подоконник, опершись спиной о стекло.

— Располагайтесь, пан Гавроньский, — сказал Вечорек. Он стоял у двери ванной и машинально водил пальцем по раме картины, изображающей муки святого Себастьяна.

Профессор тяжело опустился в кресло и, подняв голову, посмотрел усталыми глазами на капитана.

Катажине показалось, что с того момента, как они познакомились, Гавроньский постарел лет на пятнадцать, а ведь миновало всего несколько часов.

— Я не могу в это поверить. Не могу. Я знаю, что это правда, но все еще надеюсь, что проснусь — и кошмар рассеется...

Он замолчал. Вечорек развел руками в знак того, что эти надежды, увы, уже не сбудутся.

— За что?! — Гавроньский посмотрел на Катажину, как будто ждал от нее ответа на свой вопрос. — Господи, ну за что? Мы дружили с ним со студенческих лет. Это был самый лучший, самый честный, самый трудолюбивый человек из всех, кого я знал. Конечно, о мертвых — хорошо или ничего, но поверьте мне, он и в самом деле был таким. Вот вы говорили о смертельном враге. Но это немыслимо! У него просто не могло быть врагов. Владек никогда в жизни даже мухи не обидел...

— И тем не менее его убили, — вмешалась Катажина. — Должен же найтись какой-то мотив! А вы не думаете, что здесь может быть какая-то связь с картиной?

— С картиной? Вы имеете в виду «Черного короля»?

— Да.

— Нет, картина тут совершенно ни при чем. Это дело рук какого-то сумасшедшего!

— И кто же он, по-вашему? — спросил Вечорек.

— Не знаю... даже не догадываюсь. Но Владек убит! Да еще этой жуткой стрелой! Нормальный человек никогда бы не пошел на такое.

— Почему же? У арбалета, если, конечно, уметь с ним обращаться, есть определенные преимущества, скажем, перед пистолетом. Он бесшумен, а убивает, как мы убедились, столь же эффективно.

— Вы... для вас все так просто и ясно... как будто такое случается ежедневно... А для меня... для меня все это невероятно... такое не может, не должно происходить в нормальном мире нормальных людей. Я не верю, не в силах поверить! Не в силах...

Он закрыл руками лицо, но вскоре овладел собой и даже заставил себя выпрямиться в кресле.

— К сожалению, пан профессор, вы неправы. Преступления совершаются во всяком обществе. Неверно приписывать их проявлению безумия — даже если они так непостижимы, как это. И неверно, что мертвых всегда поминают только добром. Это кого как. Например, я не убежден, уместно ли это в отношении вашего коллеги. Многое говорит за то, что он был преступником.