Виктор Пронин - Ночь без любви

— Ирина Андреевна Равская.

— Валюта тоже ее?

— Да. Понимаете…

— Это ее телефон в вашей записной книжке?

— Да.

— Адрес?

— Видите ли…

— Адрес мы можем узнать в ближайшем справочном бюро. Итак?

— Улица Парковая, двадцать седьмой дом… квартира шестая.

Татулин вдруг тонко захихикал, принялся пожимать плечами, часто перебирал пальцами, расстегивал пуговицы на рубашке, снова застегивал, потом захныкал…

— Чего это он? — удивился Демин.

— Устал, — усмехнулся Кувакин. — Отдохнуть хочет. Он отдохнет, и снова все будет нормально, верно, Григорий Сергеевич?

— Да… Да… Конечно… Я отдохну… Я очень устал.

Выйдя из здания, Демин и Кувакин невольно замедлили шаг, вдыхая холодный свежий воздух. Машина, занесенная снегом, была почти не видна на фоне серого здания.

— Ну, — проговорил Кувакин. — Что скажешь? Татулин — главарь?

— Непохоже… Суетлив, трусоват… Игрунчик.

— Кто же? Равская?

— Надо посмотреть.

— Значит, к ней?

— Что у нас в активе? — спросил Демин. — Мы готовы разговаривать? Козыри есть?

— Показания Татулина, по-моему, дают основания допросить ее по существу. Спросим, откуда валюта… Да и так ли уж важно, что она скажет? — Кувакин открыл дверцу машины. — Поехали, Валя, не будем терять времени. Вполне обоснованные догадки мы уже можем строить, — сказал он, когда машина выехала из ворот.

— Догадки мы и раньше могли строить сколько угодно. Нам нужны факты, документы, показания, соответствующим образом оформленные и закрепленные юридически, — гнусаво протянул Демин, передразнивая кого-то, кто любил делать такие замечания. Кувакин сразу узнал, кого имел в виду Демин, рассмеялся. — Парковая, Володя, — сказал Демин водителю. — Парковая, двадцать семь.

Они с трудом пробирались в потоке машин, подолгу стояли на перекрестках, ожидая зеленого света. Мокрый снег, покрывающий дорогу, был уже настолько разъезжен, что превратился в жидкую грязно-серую кашицу, и прохожие старались идти подальше от проезжей части.

— Пообедать бы, — обронил шофер, не отрывая взгляда от дороги. — Кушать хочется.

— Да, неплохо бы, — поддакнул Демин, думая о своем. — А знаешь, Коля, не верю я этому Татулину. Уж больно легко он раскололся.

— Легко?! А пять допросов перед этим ты учитываешь? Он измордовал меня до последней степени. Когда тебе удалось так ярко описать его будущее, когда он увидел, что оказался замешанным в преступлении, о котором и думать не мог… По-моему, он дрогнул. Хаханьки кончились. То-то его повело так в конце, совсем поплыл мужик.

— И все же, и все же, — с сомнением пробормотал Демин. — Как ты представляешь себе ход его мыслей?

— Очень четко представляю, поскольку мы с ним об этом не один час беседовали. Он попался с валютой и решил все взять на себя. Не из благородства, конечно, не из желания спасти друзей, об этом не может быть и речи, не тот человек. Ему было выгодно никого не впутывать в дело, потому что тогда уже речь шла бы о сознательном, продуманном групповом промысле. А сегодня он понял, что его система защиты лопнула, что отделаться символическим наказанием ему не удастся. Дохнуло серьезной опасностью, скажем так.

— Я вот думаю, не Равская ли звонила сегодня Селивановой… Та назвалась Ириной, Равская тоже Ирина… Голосок у нее был этакий… хозяйский…

— Хочешь проверить? — Кувакин улыбнулся. — Остановимся у первого же телефона-автомата, и ты позвони ей.

— Предупредить о нашем приезде?

— Спроси, не диспетчерская ли, не гастроном ли, скажи, что ошибся номером, ну?

— А что, можно попробовать. Греха большого в этом нет. Чего не бывает — вдруг повезет.

Через минуту машина вильнула в сторону и остановилась. Демин, подняв воротник, быстро пробежал к телефонной будке и захлопнул за собой дверь. Кувакин остался в машине, с любопытством глядя, как Демин, сверяясь по блокноту Татулина, набирает номер, ждет соединения, что-то говорит, слушает. Наконец Демин повесил трубку и вернулся в машину.

— Она. У нее голос характерный — низкий, сипловатый. И манера разговора… вызывающая. Будто она заранее знает, что говорит с человеком… мало достойным, во всяком случае, ниже ее по развитию и по положению. Уверен, что она сегодня звонила Селивановой. Значит, и ночью она звонила… Такие дела.

— Много, оказывается, можно узнать по двум словам в телефонной трубке, — иронически обронил водитель.

— Могу еще добавить, что ей около сорока лет, у нее высшее образование и неважное воспитание, — вызывающе добавил Демин.

— А как насчет талии, ножек? — засмеялся водитель.

— Она худощавая, ножки суховаты… Но это смотря на чей вкус. Курит. Пьет. И то и другое — в меру. Правда, иногда не прочь напиться всерьез.

— Ну ты, Валя, даешь! — уже не сдерживаясь, расхохотался водитель.

— Все очень просто, — невозмутимо продолжал Демин. — Низкий сипловатый голос — ясно, что человек курит и выпивает. Тем более если речь идет о женщине. Такой голос почти не бывает у людей полных, рыхлых. Несмотря на возраст, она явно чувствует себя женщиной в полном смысле слова, нравится себе. Значит, еще нравится другим. Это дает ей право на пренебрежительный тон с незнакомым собеседником… И так далее. Она охотно смеется по телефону. Умеет одновременно говорить и в трубку, и рядом сидящему человеку. Следовательно, у нее большой опыт общения с людьми, она привыкла ощущать свое превосходство, в чем бы оно ни заключалось, знает за собой нечто такое, что дает ей на все это право. Причем она не бравирует, этот тон для нее естествен, обычен.

— Слушай, я начинаю опасаться этой дамы, — усмехнулся Кувакин.

— Это неплохо, это даже полезно. Скажи, а эти женщины, которых называл Татулин, что они собой являют?

— Ничего общего с тем, что ты только что нарисовал. Секретарша, парикмахерша, студентка. Они неглупы, но не больше. Их не назовешь инициативными, вряд ли они способны на что-то значительное, что требует больших усилий. Я вот только сейчас подумал, есть у них что-то общее… Недовольство своим нынешним положением, какая-то бесцеремонность в общении, развязность… Все это есть.

— Красивые? — спросил Демин как бы между прочим.

— Не сказал бы. На них не оглядываются прохожие. Да и ты тоже не оглянешься. Довольно невыразительные особы. Впрочем, в кабинете следователя многие выглядят невыразительно.

— Возраст?

— Дело к тридцати идет.

— Значит, Селиванова самая молодая из них и самая красивая?

— Судя по фотографии — да.

— Володя, — Демин положил руку на плечо водителю, — будь добр, соедини меня с шефом. Прямо сейчас.

Водитель кивнул, не отрывая взгляда от дороги, нащупал нужные тумблеры, и машина наполнилась писком и визгом городского эфира. Пока стояли перед светофором, водитель вызвал дежурного, через него соединился с Рожновым и протянул трубку Демину.