Виктория Платова - 8–9–8

— А кроме мамы у тебя есть кто-нибудь?

— Из тех, кто жив и здравствует, — только сестра. Но она давно не живет с нами. Честно говоря, я даже не знаю, где она сейчас…

— Это плохо. — Мария морщится и осуждающе качает головой. — Плохо, что она не живет с вами. И очень плохо, что ты ничего не знаешь о ней. В нашей семье такого не было. В нашей семье все и всегда были вместе. Несмотря на то что она целиком состояла из мужчин. А с мужчинами сам знаешь, как трудно, просто невыносимо!.. Они — не дети и не старики, они думают, что смогут прожить без чьей-то заботы, любви и опеки.

— Разве это не так?

— Нет, конечно. — Мария смотрит на Габриеля снисходительно, того и гляди — легонько шлепнет по попке в воспитательных целях. — Никто не в состоянии прожить один. Всегда нужно на кого-то опереться, чтобы сделать очередной шаг вперед. Ты согласен со мной?

— Да. Пожалуй.

— Мы разыщем твою сестру.

— Зачем? — искренне удивляется Габриель. — Если она сама не хочет проявляться, зачем навязывать ей свое общество?

— А вдруг у нее проблемы? Жизненные трудности? Вдруг ее сердце разбил какой-нибудь негодяй, а ей даже пожаловаться некому.

— У нее наверняка есть подруги… — высказывает предположение Габриель.

— Подруги — одно, а семья — совсем другое… Ее ведь зовут Мария-Христина, так?

— Да.

Габриель лишь однажды, вскользь, глотая окончания, упомянул имя сестры, а Мария запомнила. Она прикладывает руки к груди — к тому месту, где у большинства людей бьется маленькое, эгоистичное, себялюбивое, нетерпимое к другим сердце, — и торжественно произносит:

— Вот здесь… Здесь для твоей сестры… Для Марии-Христины уже приготовлено местечко.

Смех, да и только!

Габриелю совсем не смешно. В подробном анатомическом описании королевы термитов, которое дает «Nouveau petit LAROUSSE illustré», сердце отсутствует — очевидно, в случае с Марией речь идет о какой-то диковинной мутации. Ну да, ведь Мария — все же человек. Молодая девушка. Но и человеческим ее сердце не назовешь —

оно слишком большое.

Безразмерное.

Оно — тот самый дом с мандариновой рощей, и где в таком случае расположится сучка и стерва Мария-Христина? В ленивом гватемальском гамаке, натянутом между деревьями. Габриель допускает все, что угодно, даже гамак, но представить Марию-Христину, марширующую вместе со всеми остальными особями по пространствам общего дома, — выше его сил.

Но это было бы забавно.

Слава богу, что он не сдал Марии Фэл! Он не расскажет о Фэл под страхом смерти, и адский огонь не заставит его разомкнуть уста. Чем больше Габриель узнает Марию, тем больше понимает: на земле нет ни одного безопасного, ни одного недостижимого для марокканки места. Англия?.. Что такое Англия? — самая верхняя пуговица на платье Марии, одна из двух или трех десятков. Чтобы дотянуться до нее, никаких особых усилий прикладывать не придется. Коснулся пальцем — и готово. А Фэл — не пуговица, и даже не нитки, которыми пуговицы крепятся к ткани. Фэл — единственное дорогое Габриелю существо, нельзя допустить, чтобы и она попала в объятья паточной любви Марии, чтобы и к ней протянулись нити, чтобы и ее захватили щупальца,

одной жертвы вполне достаточно.

И эта жертва — сам Габриель.

Хотя со стороны может показаться: юноша весьма приятной наружности, уравновешенный и спокойный, не подверженный влиянию разнузданных страстей, принимает ненавязчивые ухаживания девушки — и все у них уже решено.

Решено.

Они целовались, и не только.

Мария не обманула его ожиданий. Ты не будешь разочарован, и все устроится великолепно, говорила она, так и есть. Габриель надеялся, что ожидаемый им акт любви произойдет в его магазинчике, в маленьком закутке с диваном, на одной из тех простыней, что остались от игрищ с похотливой Ульрикой, — куда там!.. Для такого торжественного события, как первое вхождение в Марию, им предоставлена целая (еще не проданная) квартира. Сердобольная наперсница Магдалена оставила их с Марией на неопределенное время (я буду звонить тебе, дорогая моя!) , забрала ублюдка Фелипе и отправилась вместе с ним на ночевку к дядюшке-паралитику и его жене. Они тоже в курсе дела и нисколько не возражают против такого поворота событий, все хотят счастья «нашей Марии и ее чудесному парню», хоть бы все у них сладилось, хоть бы получилось!..

Габриель несколько раз бывал в доме вдовы, это самая обычная квартира, с добротной мебелью, с самой разнообразной бытовой техникой и множеством интернациональных безликих постеров, какие обычно развешивают в кафе и закусочных. Ничто здесь не говорит о том, что хозяином дома долгое время был марокканец, — нет ни одного предмета, который можно было бы напрямую связать с Магрибом; нет традиционных напольных светильников из кожи, низких топчанов и напольных подушек, нет сундуков из туи и кедра; пол в ванной не выложен глазурованной плиткой со сложным орнаментом, а на кухне не сыщешь остроконечных глиняных тажинов и чайников из металла с арабским клеймом. Там не пахнет специями, а в допотопном магнитофоне на окне стоит не кассета с заунывными восточными песнопениями, а совершенно концептуальный сольник Роберта Планта.

Когда-то Плант подвизался на поприще вокала в знаменитой хард-роковой группе «Led Zeppelin» (так сказано в аннотации) — была ли она более знаменита, чем «ДЖЕФФЕРСОН ЭЙРПЛЕЙН», Габриель не знает. Но до смерти хочет узнать. И до смерти хочет прослушать сольник Планта — сначала одну сторону, потом вторую, а потом можно будет переключиться еще на десяток кассет, валяющихся на подоконнике.

Он просто тянет время.

Он боится остаться с Марией наедине — в тех обстоятельствах, которые ему предложены.

Разве не этого ты хотел все это время, недоумок? — то и дело спрашивает у себя Габриель, разве не из-за Марии, ее тонкой талии и чудесной попки, ты впрягался в чужие трудности, вникал в чужие проблемы, был вынужден общаться с людьми, абсолютно тебе несимпатичными. Попка Марии — убийственный аргумент, вот только Габриель (бедняга) не знал, что Мария тяжело больна и болезнь эта заразна.

Альтруизм — так она называется.

Не абстрактный и общечеловеческий — вполне конкретный и преследующий корыстные цели. Своим участием и самоотверженностью Мария вяжет окружающих по рукам и ногам, расставляет силки, раскладывает приманки, плетет паутину, создает собственную империю, где она и только она будет царствовать безраздельно. Внешне это выглядит невинно, довольны все, а для того, чтобы понять, что скрывается за поступками Марии, нужно обладать феноменальной интуицией и даром предвидения, свойственным лишь великим.