Феликс Меркулов - Хроника отложенного взрыва

1. Запросить всю информацию о похищенных или исчезнувших пистолетах ГШ-188.

2. Поставить все пропавшие пистолеты на учет в «Систему отслеживания оружия и взрывчатых веществ» (IWETS) Генерального секретариата Интерпола.

3. Установить возможные каналы переправы пистолетов ГШ-188 за рубеж.

— Возьми почитай. — Генерал Полонский передал Гольцову запрос. — Что скажешь?

Гольцов бегло пробежал глазами текст, сначала проглотив информацию целиком. Потом разделил ее на части и уже вник более основательно, в деталях.

— Дело серьезное, — ответил он.

Пистолеты ГШ-188 были идеальным оружием для террористов, хотя изначально предназначались для российских силовых структур. Гольцов знал офицеров спецназа в Чечне, испытывавших эти «игрушки» в деле.

— Хорошая вещь, — объяснял тогда бородатый, как Дед Мороз, гэрэушник с медвежьей фигурой. — В обойме восемнадцать патронов. С пятнадцати метров пробивает бронежилет.

Офицер достал пистолет из кобуры и повертел в руках.

— Предохранитель на спусковом крючке, — продолжал он, двигая пальцем спусковой крючок вправо-влево. — Удобно. В ближнем бою все решают доли секунды. Но пистолет нельзя постоянно носить со снятым предохранителем. На ПМ предохранитель сбоку, пока его снимешь, тебя могут десять раз убить. А тут достал и сразу — бах, бах.

Он несколько раз дернул рукой, имитируя отдачу пистолета.

— Хотя отдачи никакой нет, — произнес офицер. — Песня, а не пистолет. Потрогай, изготовлен из термопластика. Зимой можно стрелять без перчаток.

— Наверное, и металлодетекторы в аэропорту не почувствуют? — спросил Гольцов.

— Чего не знаю, того не знаю, — ответил спецназовец. — Но если встречу конструктора, обязательно бутылку ему поставлю.

По идее, пистолеты должны были заменить дедушку ПМ в кобурах армейских, фээсбэшных, эмвэдэшных и прочих российских офицеров. Соответствующее решение давно было принято. Но денег, как водится, не было. А у террористов — были.

— Займись этим, — приказал Полонский.

Что такое «займись» и что из этого выйдет, Гольцов хорошо себе представлял. Он разошлет запросы в МВД, ФСБ, СВР. Оттуда бумажки разойдутся по исполнителям, занятым подготовкой к встрече Нового года. Поэтому те постараются как можно быстрее отфутболить документы.

Осколки немецкого запроса долетят до военной прокуратуры, мелких оперов в системе МВД и ФСБ где-нибудь на земле. Те в свою очередь настрочат какие-нибудь отписки. Возвращаясь обратно, запрос, как снежный ком, обрастет бумагой. Да что толку? Суть ответа в переводе с бюрократического языка будет примерно следующей: «Ничего не видели, ничего не знаем». В лучшем случае некий перспективный начальник отдела возьмет информацию на карандаш, рассчитывая выслужиться. Но и тут все может оказаться впустую.

Учитывая праздники, ответ вернется где-нибудь в конце февраля. «Это система, ничего не поделаешь», — подумал Гольцов, убирая документ в свою папку.

— Кстати, что у тебя по делу Белугина? — спросил Полонский, закуривая сигарету. — Помощь нужна?

— Спасибо, нет.

— Накопали что-нибудь?

— Пока ничего конкретного.

Гольцов решил, что еще рано рассказывать шефу про Ермакова. Доказательств против него почти не было.

Но у Гольцова с Михальским имелся план. В ближайшее время они рассчитывали вывести контр-адмирала на чистую воду.

По заметенной дорожке к храму из красного кирпича прошел человек в кашемировом пальто. Свежий снег хрустел под ногами. Мужчина подошел к черной железной двери и дернул ее. Дверь не поддалась. Он немного потоптался и пошел в обход храма.

Рядом с дверью стоял деревянный вагончик с большими окнами. На картонке за стеклом было написано: «Церковная лавка». Но на двери вагончика висел замок.

«Видимо, у Бога не приемный час», — усмехнулся про себя мужчина, стряхивая с воротника редкие снежинки.

Его волосы и сросшиеся на переносице брови были слегка присыпаны снегом, как белой пудрой. Когда снежинки на теплом лице превращались в капельки воды, он чувствовал легкое покалывание.

Даже если не знаешь, что это контр-адмирал Анатолий Ермаков, по выправке и гордой осанке можно догадаться, что он офицер в довольно высоком звании.

На заднем дворе храма Ермаков увидел мужчину в телогрейке и старушку в пуховом платке, убиравших снег. Из трубы небольшой пристройки валил дым. Рядом лежала куча угля. «Как в хорошей гарнизонной кочегарке», — с теплом подумал он, вспоминал свою армейскую юность.

— Храм не работает? — спросил адмирал в штатском у людей.

— Почему? Работает, — ответила старушка, прислоняя к забору деревянную лопату. — Пойдемте, я открою.

Храм стоял на западной окраине подмосковного городка Пушкино. Через дорогу от него, за строем тополей с оголенными ветками, проносились электрички и дальние поезда, поднимавшие маленькие снежные смерчи.

Ермаков вместе со старушкой закончил круг вокруг храма. Она достала из бокового кармана жилетки-дубленки связку ключей и направилась к вагончику.

— Зачем? — спросил Ермаков.

— Свечки вам продать. Сколько?

— Одну. Самую дорогую. Вот эту, медовую.

За покосившимся забором храма расположился частный сектор. Над старенькими деревянными хибарами и добротными кирпичными домами, жавшимися друг к другу, поднимался дымок.

Черная дверь храма скрипнула, когда дряблая рука старушки открыла замок и дернула за ручку.

В храме Ермакова охватило благоговение. Он поднял голову и посмотрел на высокие расписанные своды. «Спасибо, Господи, что даешь мне силы», — подумал адмирал, ощущая, как теплая волна разливается от груди по всему телу.

— Куда лучше поставить? — обернувшись, спросил он у старушки.

— Вам за здравие или за упокой?

— За здравие.

Он никогда не ставил за упокой.

— За удачу в делах, — добавил Ермаков, поднося к лицу свечку. Приятный медовый запах щекотал нос.

— Вот Николай-угодник. — Старушка показала на серебристую подставку перед иконой.

Ермаков зажег фитиль. Поставил свечку. Перекрестился быстро и мелко, будто боялся, что кто-нибудь заметит. Затем расправил плечи и долго смотрел в мудрые и усталые глаза Николая-угодника.

«Помоги мне все довести до конца, — мысленно разговаривал со святым Ермаков. — Не для себя прошу, для страны. Великое дело мы задумали. Трудное и опасное. Поэтому очень важна твоя поддержка. Если все получится, я займу более серьезное положение. И принесу больше пользы России. Поверь, материальная сторона для меня не главное. Не ради благ я стремлюсь вверх. Не ради них все затеял. Но благодаря финансовому положению я получу больше возможностей… Что-то я не туда зашел». Последней фразой Ермаков напомнил себе, что на небесах тоже не любят многословия.